Выпили, закусили, налили.

— А я тоже могу.

— Что?

— Ну, то же, что вы.

— Что — мы?

— Ну, что вы делаете…

— Пьем.

— Нет, когда не пьем. Стричь могу. Я свою собаку стриг, пока она не подохла. Она подохла…

— Собака не человек. Собаку дурак подстрижет. А человека нет.

— Что человек, что собака. Один хрен.

— Насчет хрена — согласен. А волос разный! У собаки волос крученей.

— А я говорю, один хрен. Если собаку можешь, то и человека, как нечего делать.

— Врешь!

— Не вру. Хошь, тебя остригу. На спор.

— Счас?

— Счас! На остатки водки. Парикмахер посмотрел на бутылку. Остатки были приличные.

— Че, боишься? Или ты не парикмахер? А так только, прикидываешься.

— Я парикмахер.

— А он?

— И он парикмахер!

— Тогда чего вы боитесь?

— Мы не боимся. Только инструмента нет.

— Есть! У меня лезвие есть.

— Лезвием нельзя. Лезвием волос не выровнять.

— Выровнять! На спор. На то, что в бутылке… Или вы не парикмахеры?

— На то, что в бутылке, — давай.

Один из парикмахеров наклонил голову. Зубанов заправил ему за воротник подобранную с земли газету.

— Тебе что?

— Что?

— Тебе «молодежную» или «полубокс»?

— На твое усмотрение.

— Я люблю «полубокс».

— Тогда «полубокс»!

Зубанов вытащил из кармана обломок лезвия, примерился и пластанул клиенту половину челки. Тот слегка вздрогнул.

— Это не «полубокс».

— А что?

— Это «бокс».

— Это «полубокс»! Не мешайте мастеру… Рядом, мимо скамеек, прошел патруль милиции. И вернулся.

— Что это вы тут делаете?

— Делаем? «Полубокс».

— Эй, мужики, у вас документы есть?

— Все нормально, командир. У нас все в порядке, — примирительно сказал Зубанов. — Мы отдыхаем. Я пенсионер. А они вон парикмахеры. Ему на голову голубь… Их тут много летает. А я убираю. Скажите ему.

— А их какое дело? — вдруг спросил второй парикмахер. — Че они выступают?

— Что?! — удивились милиционеры.

— А то! — совсем расхрабрился перепивший цирюльник. — Идите себе, и все.

— Пройдемте! — предложили милиционеры.

— Куда?

— Куда надо.

— А мне туда не надо.

— Да все нормально, командир, — еще раз попытался завершить дело миром Зубанов. — Ну, перепил лишку, молотит чего ни попадя. Протрезвеет — образумится. С кем не бывает…

— Никуда я не пойду! — еще громче сказал упрямый парикмахер. — Вот им, — и показал кукиш. Ну, в общем, все дело испортил.

— Бери их и веди в машину, — приказал старшина, командовавший нарядом.

— Хрен вам! Я на автобусе, — стал вырываться парикмахер.

Его прихватили сильнее.

— Отпусти! Больно! — заорал он и вдруг извернулся и изо всей силы ударил в лицо ближнему милиционеру. Тот отшатнулся и упал. Парикмахер на не очень твердых ногах побежал в кусты.

Его дружок, быстро смекнув что почем, воровато оглянулся, пнул второго милиционера в голень и, когда тот согнулся от боли, — в лицо. И побежал в те же кусты.

— Держите третьего! — скомандовал старшина и побежал вдогонку за беглецами. — Стой! Стой, говорю!

Зубанов только ошарашено вертел во все стороны головой. Такой прыти хоть от пьяных, но мирных на вид парикмахеров он не ожидал.

— Стоять! — приказал подымающийся с земли первый милиционер, вытаскивая из кармана наручники. Его напарник не вставал. Его напарник продолжал лежать на земле.

— А я-то здесь при чем? — удивился Зубанов.

— Я сказал — стоять! — повторил милиционер. — Стоять до выяснения, — и обшарил карманы задержанного.

Со стороны кустов появился старшина Один.

— Ушли, гады. Проходными дворами. Но, думаю, недалеко. Надо объявлять тревогу по району. Я их рожи хорошо запомнил.

«Влип, — понял Зубанов. — Теперь придется отбрехиваться за всех троих. Если их не поймают».

Второй милиционер наконец встал и выплюнул на землю с кровью четыре зуба.

— У, сволочи, что сделали! Зубанова болезненно ткнули под ребра концом дубинки и погнали к стоящей невдалеке машине

— Ну, все, мужик! Считай, доигрался, — угрюмо пообещал старшина.

Машина тронулась с места, поколесила по городу и остановилась возле отделения милиции. Но не того, где жил Зубанов. Похоже, милиционеры были залетные.

— Выходи! — скомандовал старшина. Зубанов вышел и шагнул на крыльцо. Помещение отделения ему рассмотреть не дали, потому что в тесном коридоре врезали несколько раз дубинками по почкам. Так, что потемнело в глазах. Видно, сильно он досадил милиционерам.

— Давай шагай!

Проштрафившегося задержанного провели в кабинет.

— Влип ты, мужик, — сказал милиционер в майорских погонах. — Оказание сопротивления при задержании, причинение телесных повреждений при исполнении, отягчающее алкогольное… Срок тебе светит, мужик.

— Это не я… — попытался возразить Зубанов.

— На моей практике еще никто не говорил, что это я. Все говорили — это он. Ладно, давай писать протокол.

Протокол писали долго и подробно.

— А может, все-таки ты? — участливо спрашивал майор. — Ты подумай. Чего тебя мучить дознаниями? Чистосердечное признание оно облегчает…

— Они же сами видели. Милиционеры.

— Видели, не видели. Ладно, давай подписывай.

Зубанов подписал. Теперь его должны были отправить в камеру.

— Стой, не туда, туда.

— А куда?

— На медицинское освидетельствование.

— А зачем меня освидетельствовать? Потерпевший не я, — выказал свои профессиональные познания Зубанов.

— А «в состоянии алкогольного опьянения» тоже не ты?

— В состоянии — я.

— Ну вот и топай.

Медицинский кабинет был расположен удобно. Здесь же, в отделении.

— Поднимите рукав рубахи, — велел врач.

— Зачем рукав?

— Затем, что тебя не спросили, — ответил за врача майор.

— Вообще-то обычно берут из пальца, — задумчиво сказал подследственный.