Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пол извлек из заднего кармана джинсов мой бумажник и бросил мне. Тот шлепнулся мне на грудь, и я убрал его.
– Вы из Гроува?
Я кивнул, и в голове вновь резко запульсировала боль.
– Наверное, узнали, кто я? – проговорил Пол.
– Двоюродный брат Алисии?
– Пол Роуз. – Он дружески протянул мне руку. – Давайте-ка помогу вам подняться.
Пол с удивительной легкостью поставил меня на ноги. Этот парень был силен, как бык!
– Вы меня чуть на тот свет не отправили, – проворчал я, покачиваясь на нетвердых ногах.
– А откуда я знал, что вы без оружия? – Пол пожал плечами. – Вы, между прочим, проникли в частные владения. Вот и получили по заслугам. Кстати, зачем приехали?
– Хотел повидаться с вами. – Я поморщился от боли. – Ох, как я сейчас об этом жалею!..
– Заходите.
Я слишком страдал, чтобы спорить, и покорно двинулся вслед за Полом. Каждый шаг отдавался жуткой пульсацией в голове. Мы вошли в дом через заднюю дверь. Внутри он выглядел таким же неказистым, как и снаружи. Кухню покрывали обои с оранжевым геометрическим рисунком, вышедшим из моды лет сорок тому назад. Потемневшие от старости листы во многих местах отошли от стен, свисали, закручиваясь в спирали, и кое-где почернели, словно начинающая обугливаться бумага. Под потолком в углах виднелась старая паутина с иссохшими трупиками насекомых. На полу серым ковром лежал толстый слой пыли. В ноздри ударил едкий запах кошачьей мочи, и я почувствовал, как к горлу подступил рвотный позыв. Я насчитал в кухне не меньше пяти котов – они спали на стульях и всех горизонтальных поверхностях. На полу валялись открытые целлофановые пакеты, доверху наполненные пустыми консервными банками из-под кошачьей еды. Оттуда шла чудовищная вонь.
– Присаживайтесь, угощу вас чаем. – Пол прислонил бейсбольную биту к стенке возле двери. Я поглядывал на нее. Рядом с ним мне было не по себе. – Держите! – Он протянул надтреснутую кружку с чаем.
– Болеутоляющее в доме есть?
– Где-то валялся аспирин. Надо глянуть… Вот, кстати, средство не хуже! – Роуз помахал бутылкой с виски и плеснул щедрую порцию в мою кружку с чаем.
Я отхлебнул немного. Напиток получился горячий, приторный и крепкий. Пол неторопливо пил чай и внимательно смотрел на меня. Сразу вспомнился пронизывающий взгляд Алисии.
– Ну и как она? – наконец заговорил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я туда еще не ездил. Отсюда непросто выбраться. Мама болеет, не хочу надолго оставлять ее одну.
– Понятно. Когда вы последний раз видели Алисию?
– Лет сто назад. Мы с ней давно не общались. Я был у них на свадьбе, потом пару раз пересекались… Вот, пожалуй, и всё. Габриэль Алисии шагу не давал ступить. Все контролировал. После свадьбы она перестала звонить. И больше ни разу не приехала. Если честно, мама здорово обиделась.
Я слушал молча. В голове словно работал отбойный молоток, и я едва соображал. Но чувствовал, что он наблюдает за мной.
– Так для чего я понадобился, приятель? – Пол прищурился.
– Собирался задать вам несколько вопросов… об Алисии, о ее детских годах, – с трудом выдавил я.
Понимающе кивнув, мой собеседник налил себе еще виски. Казалось, он немного расслабился. Виски подействовал и на меня: боль слегка притихла, и в голове несколько прояснилось. Главное, не отходить от темы. Не увлекаться лирикой, только факты! И поскорее вон отсюда.
– Вы росли вместе? – задал я первый вопрос.
– Мы с мамой переехали сюда, когда умер отец. Мне было восемь или девять. Думали, что ненадолго, а потом мать Алисии погибла в аварии, и моя мама осталась тут, чтобы присматривать за Алисией и дядей Верноном.
– Вернон Роуз – отец Алисии?
– Ага.
– Он умер здесь несколько лет назад, так?
– Да. – Пол нахмурился. – Покончил с собой. Повесился на чердаке. Я его и обнаружил.
– Ох, какой ужас…
– Да уж, приятного мало. Алисия страшно переживала. Полагаю, тогда мы с ней и виделись последний раз. На похоронах дяди Вернона. Она паршиво выглядела… Еще виски?
Я попытался отказаться, однако Пол, продолжая рассказ, налил в мою чашку новую порцию.
– Между прочим, я не верю, что она грохнула Габриэля. По-моему, это полный бред.
– Почему?
– Алисия никогда не была такой. Не было в ней злобы.
«Зато теперь есть», – подумал я про себя.
– Она так и не заговорила? – Пол отхлебнул из кружки.
– Пока нет.
– Странно. Мне казалось, она…
В этот момент этажом выше, прямо над нами, раздался грохот от падения тяжелого предмета, и приглушенный женский голос проговорил нечто неразборчивое.
– Я на минутку! – Пол мгновенно очутился на ногах, быстро подскочил к нижним ступеням лестницы и, задрав голову наверх, громко крикнул: – Мам, ты в порядке?
Сверху послышалось невнятное бормотание.
– Что? Ну ладно. Сейчас! – Он хмуро посмотрел на меня. – Мама хочет, чтобы вы поднялись к ней.
17
Пол громко топал на второй этаж, вздымая со ступеней облака пыли. Я потихоньку шагал вслед за ним. Ноги слушались лучше, но от ходьбы слегка потемнело в глазах.
Наверху возле перил лестницы стояла Лидия Роуз. Именно ее безобразное лицо я увидел в окне второго этажа. По плечам старухи свисали длинные седые космы, напоминающие паутину. Лидия весила целую тонну: раздувшаяся шея, мясистые предплечья, распухшие ноги, будто стволы деревьев. Старуха грузно опиралась на палку, которая опасно гнулась, едва выдерживая чудовищный вес.
– Кто это? – обращаясь к сыну, но не сводя с меня глаз, сварливым голосом громко спросила она. И снова этот жуткий, леденящий душу взгляд, как у Алисии.
– Мам, только не волнуйся. Это просто лечащий врач Алисии. Он приехал из клиники, чтобы пообщаться со мной, – спокойно ответил Пол.
– Что ему от тебя нужно? Что ты натворил?
– Он хочет поговорить об Алисии. Вот и всё.
– Да ведь это журналист, придурок ты эдакий! – Голос Лидии сорвался на визг. – Гони его в шею!
– Нет, не журналист. Я видел его документы. Мам, все хорошо. Давай я помогу тебе прилечь.
Необъятная старуха со злобным ворчанием позволила увести себя в спальню. Пол кивком пригласил меня следовать за ними.
Лидия обессиленно откинулась на подушки. Кровать жалобно скрипнула под ее тяжестью. Роуз поправил подушки. В ногах Лидии клубочком свернулся дряхлый кот. Я не видел более уродливого кошака: вся голова в старых боевых шрамах, местами проплешины, одно ухо отгрызено. Это чудовище еще и порыкивало во сне.
Я потихоньку осмотрелся. Повсюду в комнате валялся хлам: стопки выцветших от старости журналов и пожелтевших газет, кучи старого тряпья. У стены виднелся кислородный баллон, на прикроватном столике стояла коробка из-под печенья, битком забитая различными упаковками таблеток. Я чувствовал на себе враждебный взгляд Лидии. Ее глаза не оставляли сомнений в диагнозе: старуха душевно больна.