– Япона матерь! – воскликнул Токарев.

Кира, бледная и изнуренная, как раз возвращалась назад, но, увидев, что скрывается под черной тканью, снова выбежала на улицу.

– Тела жертв одеты только до пояса, – продолжил доктор, кинув на убегающую Киру настороженный взгляд. – Я вижу наложенные кетгутом швы. Разрез берет свое начало у горла, заканчивается на mons pubis13. Разрез неровный. Он делал это впервые. Скорее всего, у него тряслись руки.

Бирк дал знак помощнику, что закончил.

– Что скажешь? – спросил полковник, когда они вышли на улицу.

Бирк дошел до машины, снял резиновые сапоги, комбинезон и вытер руки влажной салфеткой. От нетерпения полковник раздраженно переминался с ноги на ногу.

– Наш убийца имеет какое-то отношение к судебной медицине, – начал Бирк, – он не медицинский работник, не студент-медик, а простой служащий, мальчик на побегушках. Через его руки проходят не истории болезни, а тела. Все наши жертвы каким-то образом попадались ему на глаза. Возможно, в органах судебно-медицинской экспертизы. Это может быть больница или морг. Он не просто знает их, посвящен в их трагедию. Наблюдал за ними, говорил с родственниками. Истинная причина смерти Власюк тщательно скрывалась. О том, что голова была отсечена от тела, знали только сотрудники морга и те, кто привез тело из тюрьмы, а потом и в похоронное бюро. Но во втором случае мы видели безуспешную попытку пластинации трупа. Сейчас – кетгут и трепанация черепа. Он играет в патологоанатома. Говорю тебе, Андрон, он работает в морге.

– Или в похоронном бюро… – добавил Лимонов.

Еле отдышавшись, Кира брела к машине.

– Что ты за моду взяла полоскать асфальт? – рявкнул полковник на Киру. – Тут и без тебя грязи по колено!

Уехать с места преступления Кира планировала с шефом, но услышав его злобное бурчание, передумала. Уж лучше самодовольный и напыщенный Бирк. К его недостаткам она уже начала постепенно привыкать. Полковник хотел дать ей задание, но Бирк его опередил:

– Она нужна мне, Андрон. Вернемся в клинику и проверим записи того больного, про которого я тебе говорил.

Лимонов прожег Киру недовольным взглядом и пошел к своей машине.

– Значит, мы сейчас едем в клинику?

– Нет, отвезу тебя домой, выспись и приведи себя в порядок.

– Я в порядке, – неуверенно парировала Кира.

Бирк жестом дал понять, что не намерен это обсуждать, хотел надеть наушники, но Сото протянул ему айпад.

– Доктор Соболева ответила на ваше письмо.

Бирк прочитал сообщение, по лицу пробежала серия гримас, из чего Кира поняла, что новости были из разряда сенсационных.

– Что там?

– Я установил имя и местопребывание своего бывшего пациента.

У Киры вопросительно изогнулась бровь.

– Это Артур Чингаров. Лежит под фамилией матери в рязанском хосписе.

– Почему не под своей? Зачем такая таинственность? Это тот, про которого говорил Громов? Он ведь лежит на месте Довлатова? Я запуталась. Значит, это не наш убийца?

Проигнорировав ее активность, Расмус позвонил полковнику, рассказал последние новости и предложил установить круглосуточную слежку за больным. Лимонов заверил, что немедленно пошлет туда Токарева. Его персонал не видел, и у него лучшие навыки работы под прикрытием из всей группы. Кира с этим была полностью согласна. Токарев имел способность сливаться с толпой и располагать к себе, чего у нее никогда не получалось. Зачастую свидетели без видимых причин воспринимали ее в штыки.

– Нет-нет, – тут же запротестовал Бирк. – Я читал доклад Громова, там есть особа по имени Виктория, которая ухаживает за отцом. Токарев примется за старое и развалит дело. Посылай человека из другого подразделения. Твои и так перегружены.

Бирк говорил о закрытой части кадровой информации, которую Кире знать не положено. Доктор читал личные дела всех оперативников группы, ей же доступ к ним закрыт. Из слов Расмуса выходит, что ее коллега любил утешать ослабленных горем дамочек. Кира усмехнулась: у каждого в группе была своя ахиллесова пята.

†††

Проснулась Кира от звука открывающихся ворот – Бирк вернулся из клиники, где должен был встретиться с психиатром Артура Чингарова. Кира поднялась с постели и потянулась. Трехчасовой сон придал ей бодрости. Теперь есть силы и желание поразмыслить над делом. После прохладного душа сон окончательно отступил. Она облачилась в длинный сарафан и с ноутбуком села на любимый пуф в виде груши на границе между гостиной и патио.

Зазвонил мобильный телефон, она взглянула на определившийся номер и улыбнулась.

– Привет. Как племяши?

– Растут и балуются твои племяши. А еще ленятся. Сил моих нет. – Ася начала перечислять причины своих недовольств, а в конце резюмировала: – С ностальгией вспоминаю дни, когда они были малюсенькие и не умели ходить.

– Тогда ты тоже жаловалась: постоянные недосыпы, и муж тебе не помогает.

– Ой, не напоминай, – добродушно пресекла ее сестра.

– Слушай, хорошо, что ты позвонила, я хотела у тебя попросить телефон твоей подруги-риелтора. Помнишь, той, что подыскала нам с Романом квартиру.

– Маши? Вышлю позже СМС. А зачем тебе нужен риелтор? Вы что, поругались?

От неловкости Кира зажмурилась. Она никогда не врала Асе, но контракт налагал запрет даже на откровения с сестрой.

– Ася, ты же знаешь, у нас все произошло быстро, иногда мне кажется, что нужно попридержать коней.

– Ого, видимо, Бирк на тебя наседает. Узнаю свою сестренку, – засмеялась Ася. – Бежит каждый раз, когда становится горячо.

– Сейчас все по-другому.

– А в остальном как дела?

– Норма. – Тяжелый вздох сообщил, что это не так.

– Новое дело? Голос у тебя невеселый.

– Да. Очень масштабное и сложное.

– Ладно, удачи тебе и не пропадай.

Попрощавшись с сестрой, Кира нырнула в холодильник и с радостью обнаружила питьевой йогурт. Ужинать не хотелось, а вот подкрепиться чем-то легким и молочным – в самый раз.

Она откинула крышку ноутбука и забила в строке поискового браузера «картины Караваджо». Открыла первые три ссылки и начала рассматривать сюжеты знаменитых полотен. Особое внимание она уделила картине «Давид с головой Голиафа». Ее упомянул убийца в своем аудиопослании.

Кира ничего не понимала в живописи, оценивала обывательски на уровне «нравится – не нравится». Картины Караваджо вызвали в ней неоднозначные чувства. Она готова была признать, что он великий художник и наверняка в свое время совершил революцию в живописи, но в некоторых картинах было что-то отталкивающее. «Больной Вакх» писался с явно умирающего человека. Моделью для «Экстаза Магдалины», по ее мнению, была мертвая женщина. Даже на полотнах с евангельскими сюжетами в лицах отсутствовали святость, чистота, целомудренность. Художник словно не понимал, что это такое, поэтому и не смог передать своим героям.

†††

Когда солнце закатилось за горизонт, Бирк в сопровождении двух охранников и Сото