С другой… Допив спиртовые запасы и полакомившись рыбкой, я вошёл во вкус, побратался с Семёнычем и заправлялся уже коньяком «Арманьяк», а потом и бензином на брудершафт с «ладой», нежно её облобызав. Возревновавшего богатыря пришлось уложить спать ударом по лбу его же монтировкой.

Сражённый Вася уснул богатырским сном и музыкально захрапел. Я пытался подпевать, решив, что началась тризна по деду. Семёныч, растроганный пением и моим горем, выдал мне тайну бальзама от куриной слепоты и ключи от вагона с замороженной рыбой.

Не дожидаясь остановки поезда, я полетел грабить вагон. И таки ограбил. Ключи не пригодились: в дверь холодильника я не смог бы нырнуть на лету – не ласточка.

Как дракона не только разумного, но и сообразительного, меня осенила гениальная идея удить рыбу через вентиляционные отдушины. Меня не смутило, что у холодильника таковые с первого раза не обнаружились. Этот конструктивный промах легко исправим. Выплавив прорубь в крыше, я разлёгся и, шаря хвостом по холодильнику, нанизывал рыбу на шипы и горланил: «Ловись рыбка, и большая, и маленькая».

Волку с лисой и не снился мой улов. Я отъелся так, что крыша вагона проломилась под моим весом. После чего пластинка, как выразился Дима, сменилась на «Битый небитого везёт». Я провалился, дорвавшись до рыбных залежей совсем основательно.

Семёныч, осознав причинённый ущерб, аж протрезвел. Печально покачал седой головой и сказал: ничего, мол, остатки водичкой зальём и заморозим, никто и не заметит разницы между нетто и нет-нетто.

Пока я лечился от куриной слепоты, Дима, задремавший в облюбованной «ладе», подслушал разговор Семёныча с очнувшимся Васей. Старший убеждал богатыря, что зелёный змей тому привиделся, и пора лечиться от белой горячки. Оба тут же решили подать протест в ООН: почему, мол, горячку называют белой, когда она натурально зелёная, и пытались привлечь студента, как они думали, медакадемии к ответственности за вековую врачебную ошибку. Но Дима заявил, что он им тоже мерещится, и на полном ходу полез на крышу вызволять меня из холодильника.

Неизвестно, как бы человек справился с нелёгкой задачей тащить дракона из вагона: попав в холод, я уснул. Тут и нашла меня шаровая молния.

– Какая молния? – подскочил я в этом месте рассказа. – Почтовая?

– Что-о-о? – Дима часто-часто заморгал. – Говорю же – шаровая.

– Белая, голубенькая или желтоватая?

Студент пожал плечами. Такие тонкости он не заметил. Но припомнил, как моя пятнистая шкура слегка пожелтела – то ли от рыбьего жира, то ли от молнии – и я рванулся из холодильника как ошпаренный и застрял раздувшимся брюхом в проломе крыши.

Семёныч поседел второй раз, когда пять вагонов в конце состава поднялись в воздух и висели над шпалами, пока я не стряхнул поймавший меня вагон. Крушение не состоялось только потому, что колёса попали точно на рельсы. Поезд остановился. Я бежал в тайгу. Дима, как всегда, воспользовался моментом и бежал по моим следам. Даже ночью их трудно было не заметить.

Чтобы отвлечь студента от печальных воспоминаний о моём позоре, я попытался сменить тему, вспомнив, как ловко избавился Дима от Васиных вопросов, сославшись на какого-то Шатуна. Дима мгновенно поскучнел.

– На стройке слыхал это имя от охранников, – пояснил он. – Какой-то местный босс. Его ещё называют «Король таёжных джунглей». Без его согласия даже московские братки в тайгу не сунулись бы. Он у них в доле.

– Что-то не слышал я о таком короле в Сибири.

– Да откуда тебе слышать, центаврянин? По нашему радио о нём не говорят.

– А у него есть дочь?

Я замер в надежде, что не надо будет тащиться в резервацию принцесс на подмосковную Рублёвку. А дедову папку я перепоручу Диме.

Парень хмыкнул, взъерошил волосы пятернёй.

– Не знаю, Гор. А зачем тебе его дочь?

Драконский бог! Не мог я объявить брату по разуму о таком безумном намерении, как похищение человеческой самки. Потому сослался на любопытство. Что, мол, мечта у меня такая – познакомиться с дочерью хоть какого-нибудь земного короля.

Студент не внёс никакой ясности:

– О Шатуне боялись говорить даже охранники. А давай у Васи спросим. Он же местный, должен знать больше.

– Да где ж его теперь найдёшь…

– Да недалеко. Мы же бежали вместе.

– Как вместе? – я рухнул в вырытую моим нервно метавшимся хвостом яму. – И где он?

– Да тут, с Семёнычем.

– О-о-оххх. С Семёнычем?

– Ага. В соседней канаве спят, – студент кивнул на железнодорожную насыпь, имевшую по идее два кювета по сторонам.

Может, человек меня коварно разыгрывает, и ночного кошмара не было? С такой надеждой я вылез из ямы и, опёршись на шпалы, вытянул шею. С той стороны насыпи рядком лежали два человеческих тела, одно в синей форме с нашивками, второе в стёганом ватнике. Проклятье!

– Зачем ты их с собой потащил? – спросил я шёпотом, от которого карликовые берёзки скрючились ещё сильнее.

– Так Семёныч испугался, что ты живот надорвал, лечить тебя с утра собирался, а Васька увязался за ним.

Дедка за репку, Васька за дедку… Только сейчас я понял выражение Юя – «человека подцепил». Люди, как существа коллективные, сбиваются в стаи. Где в тебя впился один человек, вскоре появится три. Раковая опухоль. Стригущий лишай. Короче, зараза, которую не дай Ме подцепить.

– Всё! – сказал я, для наглядности рубанув по насыпи хвостом, стараясь не попасть по рельсам, чтобы случайно не погнуть. – С меня хватит. Теперь ты один в тайге не пропадёшь. В крайнем случае, втроём пропадёте, не скучно будет. Передай Семёнычу, раз уж он так беспокоился – мой живот цел и здоров. А я пошёл.

– Куда?

– У меня дел невпроворот, полный комплект, – я показал количество дел на трёхпалой драконьей лапе. – В Москву наведаться, маму спасти. И Ларику.

– Она твоя невеста?

– Нет. Она… моя мечта.

Студент воздел глаза к облакам.

– Мечта... У меня тоже есть мечта. И Светка… ну, сестра моя, в опасности. Рано или поздно бандиты найдут её, если не найдут меня. Понимаешь, брат? Возьми меня с собой.

– Дима, пойми, без меня ты быстрее доберёшься. Мы двое суток потеряли. У меня почти месяц ещё в запасе, а у тебя сегодня срок истекает.

– Месяц? Гор, боюсь, что нет. Когда тебя ночью ударило молнией, и ты рвался из вагона, помнишь, что кричал?

– Нет.

– Ты кричал: три дня, он дал мне на всё три дня и ещё ночь. И о том, что тебе уже не успеть. Кто это «он»? Твой хозяин Ме?

– Ме не хозяин.

Спасибо, напомнил. У дракона всегда есть Ме, в противном случае нет самого дракона. Я мысленно воззвал к Великому Отцу. Откуда-то изнутри вспыхнул желтоватый свет и озарил глубины памяти, куда я панически не хотел заглядывать. Я вспомнил, какую весть принес мне плазмоид.