Осторожно подтянув хвост, я взял студента зубами за шкирку. Съёмная шкура угрожающе затрещала, а человек захрипел. Мне не понравились эти звуки. Устроив в расщелине Диму, так и не выпустившего рюкзак, я мимикрировал в «кукурузник», затащил внутрь свою тяжкую ношу. Стоило ему открыть глаза, я поинтересовался:

– Ты не знаешь, как я сюда попал?

– Что ж ты опять врал, Гор? – возмущенно спросил студент, опять забывший поблагодарить меня за спасение. – У тебя есть реактивный двигатель, а ты пешком ходишь. Давно бы уже в Москве были!

– Нет у меня ничего реактивного! Откуда?

Брат по разуму помнил куда больше о нашем перемещении. Оказалось, я, проглотив опустошённую фляжку вместе с пробкой, рванул в небо с безумной скоростью – с огоньком в заднице, выругался Дима – сбросив с себя в болото всё лишнее. То есть, своего названного брата. Тот начал тонуть.

– Я думал, всё, хана. Кха! – студент закашлялся, обтёр рукавом перепачканное грязью лицо. – Но ты заорал, чтобы я накинул на тебя лямку. Три раза пытался меня вытащить, но всё промахивался. Я уже захлёбываться стал. Но ты меня выдернул.

Ничего из рассказанного мне не припоминалось. Я поклялся никогда в жизни по доброй воле не прикасаться к спирту.

Оседлав скалу, торчавшую среди елей, как потерянный Прадраконом зуб, мы поджидали товарняк. Студент уговорил меня открыть люк и сидел, свесив ноги и любуясь панорамой. Каменные столбы вырывались из земли, как застывшие гейзеры. Ветер усилился. Чтобы меня не сдуло с тонкой игольчатой вершины, я уцепился за камень крыльями «кукурузника». Дима оценил:

– Ты выглядишь, как муха на игле. Красиво.

– У тебя странные представления о красоте.

– Тут красиво, – человек хозяйским жестом обвел рукой окрестности. – Странные столбы.

Никак не могу привыкнуть, что мысли у него прыгают, как бешеные блохи. Не успел я задуматься о скалах, вспомнить историю их зарождения, как студент перескочил на другую тему:

– Слышь, брат, и давно вы наблюдаете за планетой?

– Примерно миллиард лет.

– Ё-моё! Сколько? – человек от потрясения едва не вывалился из кабины.

– Это память моего рода. У некоторых драконов наследственная память куда глубже.

– Как это – наследственная? Вы передаете дневники наблюдений по наследству?

– Э-э… да, – соврал я.

Драконы не ведут дневников и не пишут книг. За исключением Горыхрыча. Даже письменность мы изобрели не так давно, веков триста назад с чисто утилитарной целью: для договоров с людьми. Нам самим хватало родовой памяти и плазмоидов. Всё, что знал первый сын Велеса, знал я. При желании каждый из нас мог увидеть Землю такой, какой она представала перед первым драконом, обретшим разум. Я как-то пробовал. И потом долго не мог придти в себя, пока наставник не вытащил мою душу из небытия.

В том мире не было ничего, кроме света, тьмы и жуткого, сжатого в один импульс ощущения боли/страха/жажды бытия, а в следующий миг меня не стало. Я даже не уверен, что существо, сохранившее это воспоминание, было разумным. Но, когда я сказал наставнику, что побывал в шкуре первой земной клетки, он долго смеялся.

– А как возникли… ну, вот хотя бы эти «столбы»? – студент хитро прищурился.

Я понял, что спросить он хотел совсем другое, но почему-то испугался и спросил о том, что было объяснено человеческой наукой вполне логично. Но это слишком скучное, хотя и истинное объяснение, и я рассказал человеку легенду о своём предке со стороны матери – драконе Горе, забывшем о пути Великого Ме. Он был царём, и хотел оставаться им вечно, слишком малым ему казался срок нашего бытия в десяток-два тысяч лет. Но для того, чтобы открыть тайну жизни, надо поднять покров смерти, и прадракон Гор для начала научился одним взглядом превращать живое в мёртвый камень.

– Ты что-то путаешь, – перебил студент. – Это у древних греков была легенда о Горгонах.

– Вот именно, о Горгонах. Это его потомки.

– Не свисти, это дочери каких-то мелких греческих божеств.

– Ты имеешь в виду Сфено, Эвриалу и Медузу – крылатых девушек, покрытых чешуёй, со змеями вместо волос и с клыками? – уточнил я.

– Точно, – сказал Дима таким тоном, словно Горгоны были его подругами детства.

– Они якобы внучки земли Геи и моря Понта?

– Насчет внучек не знаю, не видел их свидетельств о рождении.

– А с чего бы этих красоток прозвали Горгонами – тоже не знаешь? – ехидно поинтересовался я. Студент пожал плечами, и я добил неуча. – Так знай. «Гон» в переводе с греческого – порождение, или семя. Горгона – семя Гора. Причем, не какого-то там египетского божка, а моего пращура, в память о котором мне и дали это имя. На древнем драконическом его называли Гхор.

Дима хмыкнул – не велика честь зваться именем чудовища. На что я заметил, что назван в память, а не в честь. То есть, в моей родовой памяти содержится вся жизнь древнего драконьего царя. Студент тут же позавидовал:

– Здорово иметь такие архивы! Ты их читал?

– Да ты что! Они же доступны только в режиме реального времени, поэтому мы постигаем их во время зимнего сна. Я до них ещё не добрался. Где я возьму лишних двадцать тысяч лет, чтобы прочесть жизнь какого-то там предка, когда мне самому столько и не прожить, может быть? Этих предков у меня знаешь сколько? Вечности не хватит, чтобы хотя бы познакомиться с каждым!

– Двадцать тысяч лет… – заворожено повторил студент.

– Средняя жизнь дракона в древности. Сейчас меньше.

– И полные архивы! Хотя, с другой стороны, лично я не хотел бы, чтобы всю мою подноготную кто-то знал. Ты хочешь сказать, что всерьёз считаешь вот эти глыбы бывшими живыми существами? – Дима показал на россыпь базальтовых останков. Скалы и впрямь были причудливыми, со звериными и человеческими очертаниями. – А не слишком ли они велики?

– Если ты читал легенды о циклопах и великанах, то не удивился бы. Это они и есть. Вспомни хотя бы сказки, где несчастные братья какого-нибудь дурака становились камнями. Где-нибудь тут, в Сибири, они до сих пор стоят. Погибли. В схватке с базилевсом Гхором или его детьми.

По легенде, древнего Гхора тоже укокошили, но его смерть была бесславна, и подробности сохранились только в моей памяти – чтобы не забывать, к чему приводит гордыня.

– А причем здесь базилевс? – спросил студент. – Это же василиски из средневековых мифов.

– Ха! Средневековых… Змей, убивающий взглядом. Привет от невинно обезглавленной Горгоны и её сестёр. Василиск – это всего-навсего «царь». Гхор носил корону. Вот такую, видишь? – мне стало обидно человеческое неверие в наши мифы, я сбросил облик «кукурузника» и, прижав человека лапой к скале, продемонстрировал свою корону княжича.

Человек сдавленно (ну, что поделать, тяжелая у меня лапа) охнул: