— Аня, можешь идти к себе. Через минут двадцать мы с мамой придем к Давиду. Покорми его.

— Конечно, — покорно ответила я и стала подниматься по ступеням.

Я хотела узнать, что все это значит, почему они придут, но промолчала. Если я спрошу, нарвусь на грубость со стороны Тимура, потому что того требовало его отношение ко мне. Я все еще не понимала, как нам выйти из всего этого, но очень надеялась, что у нас получится.

Примерно через полчаса, когда я уже покормила Давида, в комнату вошел Тимур с мамой. Он плотно прикрыл дверь и улыбнулся мне.

— Можешь пообщаться с Давидом, мама. Взять внука на руки, да хотя бы взглянуть на него, — с ухмылкой на лице произнес он.

Я ожидала, что Даша откажется, что скажет, будто ей нет дела до этого ребенка. Что он не ее и ей не нужен, но она подошла к кроватке, остановилась и с улыбкой, которую я впервые в жизни видела на ее лице, посмотрела на внука. Протянула к нему руку и тут же одернула его.

— Можно мне? — она подняла голову и спросила… у меня. Не у Тимура, а у меня.

Я кивнула, разрешая ей взять Давида на руки. Несколько минут она будто решалась, но потом все-таки взяла внука, аккуратно, едва касаясь, подняла его на руки и прижала к своей груди. Я была удивлена той нежности, с которой она смотрела на ребенка, с которой улыбалась ему и целовала в светленький лобик.

Я ожидала всего, чего угодно, но только не того, что увидела, не той нежности и ласки в движениях, в глазах. Более того, я считала, что она не примет моего ребенка. Я села рядом с Тимуром, взяла его за руку и переплела наши пальцы.

— Тут она может быть собой, — тихо произнес Тимур мне на ухо. — И я могу быть собой. Тут вы сможете поговорить без прослушки, — продолжил он, и я кивнула.

Если честно, даже не предполагала, о чем мы можем поговорить с мамой Тимура, но, видимо, нам таки было что обсудить.

— Я оставлю вас, — вдруг произнес Тимур. — Мама хотела поговорить с тобой.

Муж приободряюще улыбнулся, поднялся и направился к двери. Закрыл ее за собой, и мы остались одни. Я и свекровь, которая никогда не жаловала меня. А еще внук, который, кажется, способен сблизить нас.

Я неловко поджала губы и посмотрела на женщину, которая с такой нежностью улыбалась моему сыну, что я просто не знала, как реагировать. Она казалась мне холодной и расчетливой сукой, не способной на чувства, и такое открытое их проявление не вписывалось в сложенный образ.

Женщина еще некоторое время подержала Давида на руках, после чего положила его в кроватку и присела на кресло рядом. Повисла неловкая пауза, после которой она произнесла:

— Аня, я не идеальная свекровь. Я была против вашей свадьбы, поэтому сделала все, что было в моих силах, чтобы ты оставила моего сына. Ты, наверное, удивилась, когда увидела Зеки, но это я его попросила. Скорее даже не попросила, а приказала. Шантажом заставила помогать тебе, чтобы ты не трогала Тимура. У него была невеста.

Я ошарашенно смотрела на женщину и не могла поверить, что это правда. А Тимур? Тимур знал? Хотела ее спросить, но она продолжила, и я решила, что хочу дослушать, хочу узнать всю правду.

— И только Адем разрушил мои планы. Взял в жены ту, что предназначалась Тимуру. Уладил возникшие проблемы. Ты не представляешь себе, как я была зла. Тогда и Зеки грозился рассказать Тимуру о твоем местоположении, чего я допустить не могла. Я не знала, что делать и пошла на еще больший шантаж. Зеки полностью зависел от меня.

— И вы ничего не сказали Тимуру? — я больше не могла молчать. — До сих пор молчали?

— Он и сейчас ничего не знает, — произнесла она и, наконец, посмотрела мне в глаза. — Я расскажу ему. Сказу после того, как поговорю с тобой. Я узнала о вашей свадьбе не так давно. И Тимур сказал, что ты ждешь ребенка. Я…

— Вы просто эгоистичная, черствая сука, которая думает только о себе, — уверенно заявила я. — Вы понимаете, что лишили своего сына друга? Человека, с которым они вместе столько лет? Единственного, кому он доверял? Вы бы видели, во что вы его превратили!

Я была вне себя от бешенства. Знала, что и сама поступила неправильно, но именно из-за нее… из-за ее шантажа Тимур лишился друга. Того, кто был с ним рядом не один год, кому он доверял. Я же видела, как мужу было нелегко, как он страдал от того, что Зеки его предал. А ведь он был вынужден.

— И чем же вы его шантажировали? — поинтересовалась.

— Сыном, — спокойно произнесла она. — У Зеки ведь есть семья. Сын и мать. Я сказала, что они никогда не увидит своего сына, если не поможет тебе.

— Но зачем? — не могла понять я.

— За тем, что Тимур нашел бы тебя очень быстро. Ты бы не смогла спрятаться самостоятельно. Да что там! — воскликнула она. — Тебя бы никто не спрятал, если бы не Зеки. Он контролировал ситуацию. Полностью.

— А что сейчас? — расхаживая по комнате, спросила у нее.

— Сейчас я вижу Тимура. Вижу, как он любит тебя и внук… — на ее глаза вдруг навернулись слезы. — Внук ведь мой. Я была неправа. Эгоистично хотела, чтобы Тимур последовал законам и традициям той страны, в которой родился. Чтобы доказал своему отцу, что он его настоящий сын.

Так вот в чем дело, горько подумала я. В том, что она хотела соответствия. Хотела, чтобы ее бывший муж считал сына настоящим. А до этого? Он не принимал Тимура? Через что же ему пришлось пройти? Я вдруг вспомнила момент, когда Тимур резко проснулся и чуть не придушил меня, не понимая, что он делает. Неужели это тоже последствия из его глубокого детства?

— Скажите, вы били сына?

— Что?

Женщина непонимающе уставилась на меня, а я лишь пожала плечами:

— То, что слышали. Вы били Тимура в детстве?

— Нет, никогда, — резко выпалила Дани. — Тимур был моим любимым сыном. Я… я бы никогда!

Она вдруг замолкла и уставилась впереди себя, будто что-то вспоминая.

— Вы нет… а ваш муж? Отец Тимура? Кто-то из родных?

— Я…

Она запнулась и обхватила себя руками, а я уже мысленно приготовилась к тому, что услышу непростую историю. Но Дани молчала. Поджав губы, просто сидела и смотрела впереди себя. Я не знала, как ее разговорить, что сказать или сделать, чтобы она не боялась признаться.

— Его воспитывал отец, — наконец, произнесла она. — Он… был жестоким. Часто мог ударить, если понимал, что это оправданная мера. Он не понимал нежностей и сюсюканья, хотя я часто обнимала и целовала сына. Да и как иначе? — сквозь слезы спросила она. — Он же мой сын. Мой мальчик. Я любила его, как никого другого, а Эмир не позволял мне быть с ним мамой. Не позволял растить его в любви.

Она плакала. По-настоящему. Изливала душу передо мной и мне почему-то стало жаль ее. Отчего-то я поняла, что она никому не говорила этого, а если и говорила, то точно не сыну, который терпел жестокость от отца. Наверняка отца Дани выставляла в выгодном свете. Делала из него человека, которого нужно уважать несмотря ни на что.