Так я шел, жадно вглядываясь в появляющиеся передо мной картины другой жизни, и терзаясь мыслями о собственной несчастной судьбе. Наконец, на одной калитке, я увидел нужный мне номер. К моему ужасу, дом оказался одним из самых роскошных даже в этом богатом районе.

В такой дом меня, скорее всего, вообще не впустят. Держу пари, что там на крыше у них сидит снайпер, которому приказано стрелять в таких, как я, с горьким юмором подумал я, но все-таки нажал на кнопку звонка. К моему удивлению приятная пожилая женщина, которая открыла дверь, не только впустила меня, но и любезно улыбаясь, провела в огромную гостиную, и, усадив в кресло, попросила подождать несколько минут. Потом она вышла, а я стал с любопытством оглядываться по сторонам. Более красивой комнаты я не видел никогда в жизни. Все стены были увешаны картинами. Там, где не было картин, стояли застекленные шкафы, заставленные фарфоровыми и бронзовыми, а может, и золотыми, статуэтками, подсвечниками, часами, шкатулками. Еще вдоль стен стояли изящные столики с вазами и статуэтками покрупнее. Сначала я рассматривал все это богатство сидя в кресле, потом, не выдержав, встал и стал осторожно обходить комнату, разглядывая каждую вещь. Интересно, если это все очень дорогое, как же они оставили меня здесь одного и не боятся, что я вдруг украду что-нибудь. Наверное, здесь есть скрытые видеокамеры, подумав, решил я и на всякий случай даже заложил руки за спину.

— Я вижу, вы интересуетесь искусством, молодой человек, — вдруг раздался сзади веселый голос.

Я оглянулся. У входа в комнату стоял старик, сам будто бы сошедший с картин или с экрана фильма из жизни аристократического общества. Он был среднего роста, но очень стройный и сухощавый, с роскошной седой шевелюрой, но с черными усиками и с живыми черными глазами. Что меня окончательно добило, это его бархатная домашняя куртка с витыми шнурами и стеганым воротником. В моем понимании такую куртку мог иметь только уж самый утонченный аристократ.

— Может, вы и сами что-то коллекционируете? — как будто бы приветливо спросил он, но я уловил в его голосе скрытую насмешку и решил, что не предоставлю ему возможности посмеяться надо мной.

— Я всего лишь рыбак из маленькой деревни, и работаю с утра до ночи, чтобы прокормить родителей и младших брата и сестру, — холодно сказал я. — Так что у меня очень мало возможностей интересоваться искусством или тем более что-нибудь коллекционировать. Но если бы моя жизнь вдруг изменилась, я бы серьезно занялся восточным искусством, китайским и японским. Я бы выискивал и покупал вот такие вазы, — я показал на голубую вазу на одной из подставок. — Это ведь династия Минь, я не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — он заинтересовано посмотрел на меня. Надо, правда, сказать, что указывая на вазу, я действовал наверняка, так как видел когда-то детектив, где все действие крутилось возле точно такой же вазы.

— Ну, еще я бы собирал китайские шкатулки, вот такие, ручной работы и, конечно, японские нэцкэ.

— Ну, я вижу кое в чем вы все-таки разбираетесь. Я вам сейчас покажу одну вещь, мне ее только что прислали, чтобы я оценил ее. Увидите, какая это красота.

Он открыл ключом один из ящиков шкафов и вытащил коробку. Потом аккуратно распаковал ее и поставил на стол необыкновенно красивую вещь. Это был золотой канделябр, в основании которого еще были и часы. Даже я сразу понял, что это очень дорогая вещь. Кроме золота, он был еще весь украшен драгоценными камнями, да и сделан он был, наверное, каким-нибудь знаменитым мастером.

— Красиво? Это из коллекции последнего русского царя, Николая Второго.

Он повернул канделябр и я увидел на задней стороне вензель в виде короны и букву «Н II».

— Эта буква в русском алфавите читается как “N”. Так помечены все вещи из его коллекции. По свидетельству историков эти канделябры были парными. Второй бесследно исчез. Этот человек уже много лет безуспешно ищет его и готов заплатить за него 150 000 000 лир.

Ого! Я с уважением посмотрел на визитную карточку, выпавшую из коробки. Наверное, этот господин Соретти здорово богат, если может потратить такие деньги на такую ерунду.

— Жаль, что у меня нет такого второго канделябра. Я бы с удовольствием продал бы ему его за эту сумму, — насмешливо сказал я.

— Ну, и что бы вы сделали на эти деньги? — с любопытством спросил старик.

— Я бы, наконец-то, пошел учиться в университет. Я имею право на стипендию, так как закончил школу с отличием, но учиться не могу. Мне нужно кормить семью, как я вам уже говорил. А так я бы отдал деньги родителям, и был бы свободен. Собственно говоря, я поэтому и хотел оценить картину, которую мы нашли в бабушкином сундуке. Если она хоть чего-то стоит, может, это поможет нам.

— Да, извините, ради бога, я невольно отвлекся, а ведь вам, наверное, некогда. Я с удовольствием посмотрю на вашу картину, сеньор?

— Марио Римони.

Я достал портрет, уже особо ни на что не надеясь. По сравнению с роскошными вещами и картинами, которые я увидел здесь, он и мне самому уже показался чем-то дешевым и нестоящим. Правда, я ни на минуту не забывал, что он убийца. Если не удастся его пристроить так, чтобы ему ничего не грозило, придется заботиться о нем всю жизнь, оберегать его, а то он и мне запросто башку разобьет.

— Так, так, так, — с явным удовольствием пробормотал сеньор Ференцо, взяв у меня из рук портрет и пристально рассматривая его. Чувствовалось, что для него это привычное и очень любимое дело. Через некоторое время он вытащил из кармана большую лупу и стал смотреть на портрет через нее. Так же внимательно он обследовал и холст картины и особенно ее края.

— Странная вещь, — пробормотал он, — холст явно старинный, а вот сам портрет старым быть не может. Слишком уж краски яркие, они не могли так сохраниться. Разве только его уже реставрировали.

Он сам себя отреставрировал, причем очень простым способом, напился человеческой крови, и засиял как новенький, подумал я. Черт, но не могу же я ему это сказать. Теперь он тоже решит, что это подделка.

Он так и решил. Подняв, наконец-то, голову, он объявил свой вердикт.

— Портрет, конечно, довольно выразителен и написан совсем неплохо, но он явно не принадлежит кисти ни одного из знаменитых художников. Приводит в недоумение другое. Зачем этот неизвестный художник писал это свое произведение на холсте восемнадцатого века. Если он задумал его как подделку, которую собирался выдать за подлинник, он бы, во-первых, искусственно состарил его, это сейчас совсем не трудно сделать. А, во-вторых, он бы обязательно скопировал бы манеру какого-нибудь великого мастера того времени. Но этого нет, портрет не напоминает ни одну школу. И в этом случае объяснение может быть только одно. Его нарисовали, чтобы скрыть то, что под ним. Вполне возможно, что там действительно скрыт какой-нибудь шедевр. Неплохо было бы сделать рентген и посмотреть, есть ли там что-нибудь. Одну минуту.

Он достал из ящика какой-то флакон и открыл его. В воздухе поплыл запах ацетона. Сеньор Ференцо прижал к горлышку флакона вату и прежде, чем я успел помешать ему, притронулся этой ватой к верхнему углу портрета. На сером фоне явно проступило голубовато-зеленоватое пятно.