— Это Лена тебе машину разбила, хотела наказать, за детей. Я оплачу ремонт, я все отдам, только не стреляйте!

Илья глянул на Шаравина. Капитан точно ничего не слышал, по-прежнему держал Яковлева на прицеле, только пистолет чуть подрагивал, ствол понемногу начинало водить по сторонам. Яковлев рыпнулся было подползти ближе, но Шаравин опустил пистолет.

— Не дергайся, сиди где сидишь.

Яковлев застыл, бережно прижимая к себе ребенка, накрыл лапищей его голову, прижал к своему плечу. Младенец снова дернулся и закашлялся, Яковлев поднял его перед собой. Ребенок заходился в кашле, у него началось что-то похожее на судороги, Яковлев беспомощно смотрел то на конвульсии младенца, то на Илью. Шаравин аж дышать перестал, но ствол больше не дергался и глядел точно в лоб звонарю.

— Фаечка газом отравилась, — прошептал Яковлев, — я только ее успел спасти. Лена хотела и ее забрать, доченька заплакала, я проснулся и успел ее спасти, нам нужно к врачу…

Ребенок зашелся, точно в припадке, кашель смешался с плачем и хрипами и вдруг стих. Младенец куклой повис в лапах звонаря и не двигался. Яковлев закрыл глаза.

— Ты ошибся, — не сводя с ребенка глаз, сказал Илья. — Это не Кальдер…

— Закройся, — вполголоса бросил Шаравин, — не лезь. Отойди, кому сказано.

Илья шагнул к капитану, но моментально перед глазами появился черный дульный срез, и уставился он, надо думать, точно в переносицу. Шаравин даже не щурился, он смотрел в прицел обоими глазами, да тут и навыков особых не нужно, с полутора метров в человека — это как в одиноко стоящего слона: мудрено не попасть. Илья остановился, развел руки. Шаравин, по-прежнему спокойный, глянул на Илью поверх пистолета и перевел ствол на Яковлева. Тот совершенно по-бабски всхлипывал и все заглядывал младенцу в лицо. Было очень тихо, только через разбитое окно доносился фоном уличный шум, и газом запахло чуть сильнее. Но могло и показаться, сжавшие сердце тиски чуть разжались, и Илья только сейчас почувствовал, как дрожат руки. «А ведь он нас пристрелит», — он бросил взгляд на Шаравина. Капитан был спокоен и собран, оружие держал обеими руками, но глядел поверх прицела.

— Разберемся. Ребенка убери. — Шаравин мотнул головой в сторону маленькой комнаты. Яковлев кое-как поднялся на ноги, длинный, нескладный, постоял, баюкая младенца. И под прицелом двинул в указанном направлении, не переставая всхлипывать. Похоже, у него начинался отходняк после пережитого. У Ильи чуть кружилась голова, стены снова начали подозрительно подрагивать, пол норовил уйти из-под ног. Яковлев с ребенком на руках плелся в комнату, его мотало от стены к стене.

— Олечка, Ваня, — Яковлев подвывал бездомным псом, — Максим, Сереженька… Лена, что ты натворила! Зачем ты это сделала, зачем?.. Это же наши дети!

Шаравин с каменной совершенно рожей шел следом за Яковлевым и вдруг запнулся, глянул вбок, на Илью и показал в сторону комнаты у входа. Илья насторожился, прислушался и шагнул на тихий стон, что доносился откуда-то с той стороны. Из-под дивана выбирался мальчишка, темноволосый, бледный, зареванный, с перевязанной рукой. Илья кинулся ему на помощь и вытащил на свет божий. Пацаненок еле держался на ногах, отстраненно глядел по сторонам, прижимая к себе мягкого, донельзя грязного лисенка. Мальчишка вцепился в игрушку до судорог в пальцах, так, что они побелели, постоял, огляделся, снова застонал и повалился на пол. Илья успел подхватить мальчишку, на бинте выше локтя у него появились бурые пятна, глаза пацана закатились.

— Сереженька! — Яковлев кинулся обратно, нарвался на Шаравина и отступил. Капитан оглянулся на миг, Илья перехватил его недоуменный взгляд, и тут Яковлев швырнул младенца на постель, а в руках у звонаря оказался пистолет. Ствол моментально взлетел на уровень глаз, а Шаравин точно спиной видел. Пригнулся, перекатом кинулся Яковлеву в ноги, они сцепились на полу, насмерть и молча, не тратя сил на слова. Грохнул выстрел, пуля разбила дверцу книжного шкафа, посыпались мелкие осколки, и еще сильнее запахло газом. Мальчишка помаленьку приходил в себя, он дрожал всем телом и тоненько плакал, продолжая сжимать в руках игрушку. Грохнуло еще раз, на этот раз пуля влетела в стену, а к резкому запаху газа прибавилась удушливая пороховая гарь. Илья подхватил мальчишку под мышки и потащил в коридор. В дверном проеме он заметил Шаравина с разбитой рожей, потом в коридор вывалился Яковлев. Он шустро прополз по полу, сунулся к Илье и мальчишке, но Шаравин успел, заломил Кальдеру руку так, что тот заорал во всю глотку.

— Ори, паскудина, — Шаравин выворачивал ему запястье, — ори, мразь. Я тебя живым сдать должен, но никто не говорил, что здоровым. Щас все счета мне оплатишь…

Из разбитого носа капитана на пол падали капли крови, под левым глазом расползалась и густела синева. Мальчишка встрепенулся у Ильи в руках, задергался, вырываясь.

— Папа! — орал он, извиваясь так, что Илья с трудом удерживал пацана. — Отпусти его, скотина!

— Убрать! — Шаравин мельком глянул на Илью. — Выкинь его отсюда!

Мальчишка заорал еще сильнее, Яковлев неожиданно ловко крутанулся и непостижимым образом вырвался из захвата. Вскочил и рванул к балкону, Шаравин распрямился пружиной и кинулся следом. Раздался звон разбитого стекла, чей-то вопль, потом жутковатый глухой звук удара, и там все стихло. Газом запахло еще сильнее, точно мертвая Яковлева снова повернула вентиль, Сережа бился в руках скользкой рыбой и орал. Илья зажал ему ладонью рот и потащил в коридор. Пацан разом притих, повис беспомощной куклой. Сознание потерял. Это хорошо — Илья протащил его мимо приоткрытой кухонной двери, стараясь не глядеть в ту сторону. Решил взять мальчишку на руки, чтоб было быстрее, присел на корточки, повернул пацана к себе.

И отпрянул в последний момент, ну просто чудом успел — в глаз едва не воткнулось острие ножа. Тонкое, длинное, заточенное под бритву лезвие мелькнуло перед носом и ушло вбок. Илья отшатнулся, оступился и еле удержал равновесие: под ноги попала игрушка, толстенький смешной лисенок с распоротым животом.

Движение походило на бросок змеи и длилось секунду, не дольше. Илья почувствовал только, как по руке от основания ладони быстро льется что-то горячее. Вернее, не льется, а хлещет, как струя воды из проснувшегося гейзера, но боли почему-то нет. А мальчишка рывком поднялся на колени и сделал еще один выпад зажатым в левой руке отточенным до бритвенной остроты ножом. Илья попытался выдернуть у пацана нож, но кисть руки не слушалась, висела неподвижно, мокрые и липкие пальцы едва шевелились.

— Сдохни, сдохни, — глядя Илье в глаза, сквозь зубы шептал мальчишка, — это тебе за маму, за отца. Ты их убить хотел, они из-за тебя умерли, и меня в лесу чуть не убил, но бог спас. Я тебе сейчас кишки выпущу…

Он вскочил на ноги, сделал еще выпад, потом еще. Тонкая серебряная полоска скользила перед лицом, Илья, как зачарованный, следил за ней, потом поднял порезанную руку, прижал к груди, выставил локоть вперед. И тут же ударил им мальчишку, попал в нос. Кровища ливанула, точно из крана, Сережа отшатнулся, выронил нож и кинулся к двери. Вихрем промчался по коридору, кое-как справился с задвижкой и вылетел в подъезд.