Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В довершение всего в мойке на кухне осталась посуда, и кто-то (или Антон, или Маня) забыл закрыть кран. Вода перелилась через край, и Антон обнаружил потоп одновременно с соседями снизу.
В итоге вымотанный до предела нянь подписался найти рабочих и оплатить материалы и работу – побелку потолка.
В этом дурдоме Квасов даже не заметил, как вернулась мать семейства.
Увешанная пакетами, Симка сразу проскочила на кухню и с подозрением уставилась на мокрый угол вокруг мойки:
– Квасов, я же только попросила посидеть с детьми, а не устраивать потоп.
– Ты мне еще выволочку устрой, – прорычал Квасов. С ноющей Мадиной на руках он вошел следом за Симой на кухню. – Я тебя предупреждал, что не умею этого делать – сидеть с детьми.
Опережая события, Антон вспомнил про загубленную юбку и пожалел, что не догадался прикрыть хотя бы газетой яркую тряпицу в мусорном ведре.
Словно угадав мысли Антона, Серафима скомкала какую-то обертку, открыла шкафчик с ведром и тут же обнаружила в мусоре что-то до боли знакомое.
Подцепила, развернула и побледнела:
– А это что?! – Базовая вещь летнего гардероба, писк сезона – юбка щеголяла рукотворной дырой.
Антон не успел среагировать, как Манечка была награждена за креатив серией шлепков.
– Не тронь ребенка, – выхватил Маню Антон, – она не виновата, что с ней никто не занимался. Почему у тебя девочка в детский сад не ходит?
Надо сказать, Маня от экзекуции только насупила брови, зато ее сестричка на руках у Антона ударилась в рев, и Квасов почти оглох на одно ухо.
– Потому что у нее нет прививок, – не сбившись с дыхания от физической расправы, объяснила Сима, – у нее аллергия.
– Вот! И никто не занимается с ней! Как она в школу пойдет?
Сбыв с рук красную от крика, вспотевшую и подозрительно подванивающую Мадину, Антон экстренно эвакуировался с девятого этажа, даже заслуженное пиво забыл.
– Спасибо! – крикнула в спину удирающему соседу Симка.
…Сбежав от орущего младенца, затопленных соседей и температурной Танечки, от испорченной юбки и шлепков, Антон забаррикадировался в квартире.
Нервы были на взводе, ни о каком сне после ночной смены не могло быть речи.
Ну и мать у этих несчастных девочек! Таких, как Симка, надо стерилизовать!
Вопиющая безответственность! Дети – как сорняки, предоставлены сами себе, никакой обучающей программы, никаких развивающих занятий. Пещерная женщина родом из Тешик-Таш – их мать.
Хорошо, что у него нет семьи.
Во-первых, жена. Жена должна быть покладистой, терпеливой, разумной и спокойной, не производить шума, не лупить детей за испорченную юбку и не бросать их на чужого дядю. Никогда бы не позволил матери своих детей шляться по ресторанам и носить такие кофты – с вырезом до пупка.
Образ матери троих детей в провокационном наряде соткался из воздуха и перекрыл доступ кислорода к легким.
Антон заметался между холодильником и шкафом: в холодильнике прохлаждалась бутылка водки, а на шкафу в антресолях было кое-что получше…
Антон сделал выбор в пользу шкафа.
С антресолей был извлечен жестяной короб, размерами напоминающий шкатулку, с навесным миниатюрным замочком.
Поставив шкатулку-короб на стол, Антон открыл замок, откинул крышку и бережно вынул бархатную тряпицу, в которую оказался завернут «ТТ» – пистолет Токарева.
Разложив бархат на столе, Квасов взял ствол в руки и немного подержал. Это был ничем не нарушаемый ритуал: сначала нужно ощутить рукой тяжесть, силу и надежность стали.
Согрев в ладонях рукоять, Антон легкими, плавными движениями разобрал пистолет. Детали в четкой последовательности легли на стол.
Квасов с любовью перебрал и почистил каждую пружину, смазал магазин.
Достоинство и спокойствие металла обычно передавалось владельцу, и к концу церемонии он заражался хладнокровием ствола. Только не в этот раз.
В мыслях Квасова царствовала сумасбродная названая сестра с таким божественным именем. Серафима.
Нет в ней ничего божественного, тут же одернул себя Квасов. Держись от нее подальше.
Собрав пистолет, Антон пересчитал патроны (восемь, калибра 7,6), приласкал оружие взглядом и убрал назад – до следующего свидания.
Мысли улеглись, однако тяжесть с души никуда не делась.
В таком настроении Антон вышел на форум и опять наткнулся на Dana65.
И – поверить невозможно! – попросил прощение за выпад с наложением бана. И получил назад: «И ты прости». Подставила другую щеку?
– Корчит романистка из себя жертвенную овечку, – поморщился Антон, – а самой, если разобраться, движут амбиции и гор дыня. Писательниц развелось как собак, епэрэсэтэ.
Но любопытство – внезапно пробудившееся, доселе неведомое чувство – искушало и подталкивало, нашептывало: «А что ты потеряешь, если спросишь? Неужели ты веришь, что вся эта белиберда может как-то на тебя повлиять?»
«Как поживает твой герой?» – после некоторых сомнений осторожно спросил Антон.
«Героя зовут Влад, он познакомился с соседскими детьми», – прислала ответ романистка.
Квасов испытал сиюминутный шок.
«С соседскими детьми»? Холодок прополз по спине. Возникло мерзкое ощущение, что за ним подсматривают.
Либо писательница – экстрасенс, но в экстрасенсов Квасов не верил, потому что все экстрасенсы – шарлатаны, либо эта Дана… живет по соседству.
Надо будет навести справки в паспортном столе. Эти тетки-паспортистки наверняка знают всех беллетристок Южного федерального округа.
Уловив вибрацию мобильника, Антон недовольно буркнул в трубку:
– Да?
– Чего злишься? – совсем не удивился злобному рыку Сашка.
– Какого черта? – взорвался Антон. – Ничего я не злюсь.
– Тоха, с тобой все в порядке?
– Со мной все в порядке, – отчетливо произнес Квасов, будто все еще находился на девятом этаже и разговаривал с Маней – единственным человеком, на которого он не имел права злиться и который имел полное право злиться на него – взрослого, бестолкового дядю.
– Хорошо, тогда скажи, что делаешь?
– Сплю.
– Врешь.
– Вру, – тут же согласился Антон, – мечтаю поспать.
И тут Антон осознал: у него появились секреты от братишек. Ну не рассказывать же друзьям о переписке с сочинительницей и о всплывших совпадениях? Или о своих пробах в роли няня? Издевок до конца жизни хватит.
– До которого часа?
– До конца жизни.
– Это уже летаргический сон получится, – задумчиво отозвалась трубка. – Так на кого злишься?