однако, продолжали вести энергичный и даже довольно точный огонь из всех уцелевших орудий — в нос «Нахимова» сходу попало три 4,7-дюймовых снаряда. Николай, так и не отходивший от прицела, выждал нужное время и скомандовал залп. Появившийся незаметно для него Кочубей привычно продублировал команду, орудия грохнули разом, всё за бортом опять заволокло дымом. Ответный огонь прекратился, что косвенно свидетельствовало о небезрезультатности залпа. Действительно, когда дым частично рассеялся, частично просто остался позади — стало видно, что корма японского корвета уже полностью скрылась под водой, правый борт совершенно разбит, а нос задирается вверх.

Наверху выпалили сначала носовая, а затем и левая башни, и поле зрения вновь затянули клубы дыма, медленно садящегося к воде. Через них впереди можно было разглядеть отблески какого-то зарева, и Николай решил, что это горит очередной японец, разбитый впереди идущими фрегатами и восьмидюймовыми залпами «Нахимова». Внезапный удар в корму заставил всех пошатнуться, по палубе пробежала дрожь, болью отозвавшаяся в коленях, раздались свистки боцманских дудок, призывающих аварийные партии на тушение пожара и борьбу с затоплениями.

Николай, как и большинство матросов, принялся озираться, ища, кто смог бы объяснить происходящее. Седоусый унтер, видя общую растерянность, громко заявил:

- Японские крейсера, або та канонерка вёрткая, влепили нам в корму снаряд дюймов в десять, не меньше. Ништо, наш фрегат крепкий, не потонем. Вон и кормовая башня огня не прекращает. Не боись, братцы!

Капитан «Цукуси» спас свой корабль от неминуемой гибели, но бежать с поля боя отнюдь не собирался. Батарея «Нахимова», продемонстрировавшая только что безупречность стрельбы, больше не могла ему угрожать, а башни этого чудовища были заняты другими целями, обстреливая крейсера Иноуэ и корветы «старой» линии. Казалось, вот-вот можно будет спокойно, в полигонных условиях открыть огонь, но русский корабль защищал себя самим фактом своего движения — волна, поднятая восемью тысячами тонн стали, продирающимися сквозь воду уже на пятнадцати узлах, раскачивала канонерку, не позволяя вести прицельную стрельбу. Капитану оставалось только вывести «Цукуси» в корму противнику и ожидать.

На его глазах сначала левая башня, а затем и батарея «Нахимова» залпами разворотили корму и правый борт «Мусаси», заставив до сих пор ведший равную дуэль с «Памятью Азова» корвет стремительно исчезнуть в волнах. «Ямато» горел и до того, получив бортовой залп и несколько отдельных снарядов с «Мономаха». Через две минуты левая башня «Нахимова» всадила снаряд ему в корму, пожар охватил композитный деревянно-железный корпус с обеих сторон, вынудив капитана покинуть строй и направиться к берегу: боеспособность его корабля была полностью утрачена, оставалось лишь спасать экипаж.

Японская «старая» линия практически прекратила своё существование, лишь оставшийся в одиночестве «Фусо» редкими выстрелами трёх своих пушек правого борта продолжал вести бой с уже обогнавшим его «Мономахом» и настигающим «Азовом». Броня его ещё держалась, но на «Мономахе» к этому времени перешли на бронебойные снаряды, выдержать попадание которых она уже не могла. Приближавшиеся с востока русские канонерки открыли огонь прямо в лоб старому броненосцу, пока пристреливаясь.

В этот момент командовавший кормовым орудием артиллерист сообщил капитану «Цукуси», что вполне уверен в выстреле. Приказ на открытие огня последовал незамедлительно: расстояние до «Нахимова» стремительно увеличивалось, и скоро попасть в него опять стало бы невозможно. Десятидюймовка выстрелила, заставив маленький корабль присесть в воде и ощутимо толкнув его вперёд и, к общему восторгу офицеров и канониров, снаряд попал в корму «Нахимова» выше ватерлинии и успешно разорвался. Огромный крейсер окутался дымом, а когда тот рассеялся — видимые разрушения превзошли все ожидания. Капитан выдохнул с облегчением: теперь позор отступления перед лицом превосходящего противника был искуплен, и вообще, его канонерка добилась большего, чем кто бы то ни было в японском флоте до него за все три боя. Всё-таки попадание десятидюймового снаряда — это серьёзно даже для такого большого корабля, как русский крейсер.

Адмирал Иноуэ стоял на мостике «Такачихо», опираясь на старый меч и неотрывно глядя на медленно приближающегося «Адмирала Нахимова». Уже давно его преследовало странное, иррациональное, но жуткое и предельно отчётливое ощущение: стоит ему на секунду отвлечься, отвести глаза, и русские начнут попадать. Пока восьмидюймовые снаряды ложились то справа, то слева, то впереди от его крейсера, заливали своими всплесками мостик и носовой барбет, но прямых попаданий не было, хотя расстояние уже сократилось до семи кабельтов. С кораблями второго отряда «Мономах» и «Нахимов» разделывались на такой дистанции сходу, и от его боевой линии уже ничего не осталось. Одинокий «Фусо» ещё продолжал дуэль с русским флагманом и, наверное, мог продержаться какое-то время, а «Цукуси», развернувшись, уходил прочь от громады «Нахимова», и Иноуэ даже не мог осуждать его капитана — противостояние с броненосным крейсером было для канонерки безнадёжно, и имело смысл не губить корабль и экипаж, а сохранить их хотя бы для следующих сражений. Канонерка даже не могла отвлечь на себя огонь от флагмана — их обстреливали разные башни многоглавого русского дракона.

Десятидюймовка канонерки выстрелила, и огромная яркая вспышка закрыла корму «Нахимова». Тот продолжал движение вперёд как ни в чём не бывало, но когда клубы белого дыма остались позади — стало видно, что кормовая оконечность его полностью разрушена, уступ балкона исчез, а в руинах адмиральских и офицерских помещений бушует пожар. Бурлящая за кормой вода перехлёстывала через остаток борта, заливаясь внутрь. Теперь ему придётся неизбежно сбросить скорость, и это приблизит момент, когда можно будет выпустить в атаку миноносцы. Отступление «Цукуси» теперь стало не бегством с поля боя, а тактически выверенным маневром, способствующим успеху атаки флагмана и приближающим выполнение боевой задачи, тем более что канонерка легла в разворот, намереваясь пустить в ход и носовое орудие. Предельная скорость в пятнадцать с половиной узлов позволяла ей надеяться ещё принять участие в бою.

В этот момент флаг-офицер всё-таки отвлёк внимание Иноуэ от «Нахимова», с лёгким поклоном доложив:

- Господин контр-адмирал, русский флагман поворачивает!

Адмирал оторвал взгляд от медленно нагоняемого корабля… действительно, «Мономах» оставил «Фусо» в покое и поворачивал, явно намереваясь лечь на контркурс японскому первому отряду, чтобы разойтись с ним правым бортом. Почти сразу обе восьмидюймовки его дали залп, начиная пристрелку, и всплески поднялись не дальше сотни футов от борта «Такачихо». Тут же им отозвалась