но и русские набирали ход. Сближение происходило всё медленнее, а на русском монстре, похоже, решили подготовить японцам горячую встречу: носовая башня разворачивалась, оставив в покое корабли «старой» линии. Это означало усиление плотности русского огня в полтора раза, без учёта пока молчащей шестидюймовой батареи. Противопоставить этому было нечего: единственная носовая 26-сантиметровка «Такачихо» выстрелила пока всего два раза, безбожно промазав. Ничего удивительного в этом не было — продолжающий разгоняться крейсер трясло от вибрации работающих на пределе машин и сопротивления рассекаемой тараном воды, поднятые форштевнем брызги и всплески от русских снарядов заливали низко расположенный барбет, и о прицельной стрельбе речь не шла совершенно. Вообще чудом было, что русские, выпустившие по «Такачихо» уже больше десятка тяжёлых снарядов, ещё не влепили ему в нос один или два гостинца.

Говорят, русские — самый суеверный народ на свете, и не без основания. Если твоя жизнь — непрерывная битва за урожай против неимоверно суровой, не прощающей ошибок природы; если смерть может появиться в любой момент в лице татарских находников, своих православных разбойников, или царских сборщиков недоимок; если пережить детство — редкое везение, а дожить до старости — большое несчастье, то ты рано или поздно, в течение нескольких поколений, научишься замечать самые ничтожные знаки судьбы, и поймёшь, что нельзя делать ни в коем случае, чтобы не спугнуть удачу. Нельзя, например, даже внутренне, про себя, загадывать, что что-то произойдёт, или наоборот, радоваться, что что-то не случилось. Непременно сглазишь, и тут-то оно и стрясётся.

У японцев нет таких поверий, но сейчас адмирал Иноуэ имел дело с русскими, и это сказывалось. Стоило ему подумать о чудесном отсутствии попаданий в его крейсер, как носовая башня «Нахимова» дала залп. Снаряды были нацелены неверно, и должны были пройти немного выше и левее японского флагмана, но в этот момент капитан «Нанивы» решил оценить обстановку и, если удастся, выстрелить из носовой 26-сантиметровки. Крейсер, до сих пор прикрытый от обстрела корпусом флагмана, высунулся вправо, и два двухсотфунтовых снаряда, нёсшихся параллельно друг другу со скоростью почти полторы тысячи футов в секунду, врезались в его носовой барбет. Сила удара была чудовищной, крейсер содрогнулся, будто налетел на скалу. Брони, вопреки названию, барбет не нёс, представляя собой просто поднятую над палубой внутри стального парапета вращающуюся платформу, на которой была установлена здоровенная пушка, но механизм горизонтального наведения попытался остановить снаряды — частично успешно. Один из снарядов замедлился достаточно, чтобы взорваться. Часть подкреплений под орудием оказалась перебита, многотонная пушка с жутким скрежетом повалилась вперёд и упёрлась дулом в палубу, прогнув её. Второй снаряд унёсся дальше, пробивая одну переборку за другой, разворотил по дороге торпедный аппарат левого борта, отклонился при этом от траектории, рикошетировал от броневой палубы, влетел в угольную яму и разорвался там, выворотив наружу борт и вышвырнув в пролом содержимое защитного коффердама, набитого кокосовыми очёсками.

Капитан «Нанивы» Цунода, получив такой урок, поспешил спрятать свой крейсер назад в тень «Такачихо», продолжающего идти невредимым среди снарядных всплесков, взлетающих выше его мачт. Ему было стыдно за своё невежество и гордыню — не дело простого пехотинца высовываться вперёд, когда атаку возглавляет настоящий самурай.

Капитану «Цукуси» тоже было нестерпимо стыдно, но ситуация была сильнее его воли. Дважды за последнюю пару минут он испытывал смертельный ужас, недостойный самурая, когда его корабль стоял на грани гибели — первый раз, когда от отдачи собственного залпа едва не зачерпнул воду бортом, и второй, когда два русских восьмидюймовых снаряда пронеслись перелётом, заставив силой воздушной волны заскрежетать и покоситься дымовую трубу. Сейчас этот ужас завис и сгустился над канонеркой, капитан буквально физически ощущал, как истекают последние секунды до залпа направленной прямо на него русской батареи.

Безусловно, умереть за Императора — почётное право любого военного моряка. Но в этой гибели должна быть хотя бы тень смысла: пусть ты даже не заберёшь с собой в могилу врага, но покажешь своей образцовой смертью своё моральное совершенство. Но сдохнуть безо всякого смысла, быть походя раздавленным необоримой мощью, прихлопнутым как таракан газетой — это чересчур даже для японского моряка. Капитан вдруг повернулся и бросился к штурвалу, оттолкнул рулевого и резко крутанул колесо, выкрикивая одновременно:

- Самый полный вперёд!

Канонерка свалилась в циркуляцию в сторону врага, едва снова не зачерпывая бортом воду, а море перед ней, там, где она должны была бы находиться, продолжив движение прямо, вдруг взлетело вверх и рассыпалось каплями водяной взвеси. Шестидюймовая батарея «Нахимова» не оставляла врагу шансов, корабль спас лишь внезапный нервный срыв капитана.

Перенацелить носовую десятидюймовку никто не успел, кормовую обслуга торопливо ворочала на левый борт, что было вовсе не лёгкой задачей2. Минёры же не растерялись, успев выпустить торпеду из аппарата левого борта, но тут резкий манёвр сыграл против японцев — хрупкая 38-сантиметрового диаметра сигара не выдержала косого удара об воду, переломилась и затонула.

Поворот в сторону противника вырвал «Цукуси» из прицела левой бортовой башни «Нахимова», позволив ещё раз избежать верной гибели. Развернувшись на пятачке, выбросив безрезультатно свой единственный козырь в виде торпеды, канонерка набирала ход, торопясь остаться за кормой громадного русского корабля. На «Нахимове» на это не обратили внимания: в сектора обстрела левой батареи и башни уже вползал настигаемый «Мусаси», артиллеристы которого до сих пор азартно и почти безрезультатно перестреливались с «Азовом».

Офицерам «Мусаси» до сих пор казалось, что всё идёт довольно неплохо. 12-сантиметровкам удалось уже четырежды поразить русский фрегат, превосходящий японский корвет длиной вдвое, а водоизмещением вчетверо. В ответ тот прислал лишь два шестидюймовых снаряда, нанесших существенный, но вполне терпимый ущерб. Казалось, так может продолжаться ещё долго, и результат останется вполне ничейным, но тут капитан обратил внимание, что противостоящий ему фрегат довольно быстро его обгоняет, перенося огонь на идущий впереди пылающий «Ямато», а с