– Да, мир не добрых людей!

– Если честно, то профессор, хоть и немец, хоть и блаженный – не от мира сего, а по своему добр был. Давай за упокой его души выпьем, может, и не вспоминает больше его никто.

– Давай! Блаженным ты, кстати, его зря назвал. Его дневник, которого мне из за красивого янтарного рисунка на обложке подарил, я дома местному учителю немецкого показал. Он классным руководителем у моего оболтуса был. Так он удивился – как такое в мои руки попало. Там, говорят, все старые подземелья Кенигсберга описаны, о которых, мол, все, наверно, давным давно забыли. Не зря, как ты говорил, в конце войны гестаповцы к нему ездили. Ох не зря…