изо всех сил, чтобы снимать жилье. Моя мать – храбрая любящая женщина, которая готова усердно трудиться. И я ничего не подпишу, пока вы не пообещаете дать ей достойную жизнь.

Быть храбрым оказалось труднее, чем я надеялся. Сердце бешено колотилось, все наверняка видели, как бьется вена у меня на шее и как часто вздымаются ребра. Но я не отводил взгляда от генерального – когда ты уже прыгнул с моста, поздно думать, насколько хорошо будешь смотреться в полете.

– А если я скажу «нет»? – спросил генеральный в абсолютной, ватной тишине.

– Тогда я поблагодарю вас за шанс и покину здание.

– Ты проблемный юноша, Ли Син Хён, – помолчав, ответил генеральный. – Но я согласен на твои условия.

По кабинету прокатился рокот, а генеральный как ни в чем не бывало взял чистый лист бумаги и начал что-то на нем писать.

– Я сформулировал наше соглашение, позже юристы оформят его, – сказал он и подтолкнул лист ко мне.

Там было написано все, о чем я просил: концерн брал обязательство найти для матери Ли Син Хёна достойную работу на ее выбор и выплатить ей денежное вознаграждение в счет его будущих гонораров. Я поставил свою подпись, затем подписал толстый контракт. Генеральный жестом велел мне уходить, я сделал два шага – и остановился.

– Простите, – выдохнул я. – Я должен спросить. Почему вы приняли меня в группу?

Истинный смысл вопроса понял в этой комнате только он: «Почему вы приняли меня, если слышали, как я пою на самом деле?»

– Уверен, зрителям понравится твой голос и твой обаятельный наглый характер, – задумчиво ответил генеральный директор. – Правда не имеет значения, Ли Син Хён, – важно, что хорошо продается. Ты можешь идти.

– Хён, мы вчера начали постить контент с тобой, – объявила счастливая Бао на собрании, проходившем в той самой переговорной, где так неудачно началось мое знакомство с группой. – Отзывы в целом отличные, цитирую: «Такой милый!», «Он просто сладкая булочка!» Ролик о твоем приходе в группу собрал рекордное количество оценок и реакций. Даже статья «С кем гуляет Пак Ин Сон?» нам теперь на руку: фото показывает, что группа тепло приняла нового участника.

На синяк Пака она внимания не обращала, и это лишний раз доказывало, что он может хоть пять раз лицом об стену приложиться – иллюзия идеального лица останется такой же идеальной.

Мой взгляд Пак не ловил, хоть я и сел так, чтобы это заметить. Да, я бы не принял его извинений, но все равно! Ну и пошел он, не буду даже смотреть в его сторону. Точнее, буду, только чтобы проверить, не смотрит ли он. Все еще не смотрит. А я-то думал, что разбираюсь в людях!

– Хён, ты меня слышал? – раздраженно спросила Бао.

– Ага, – соврал я, не моргнув глазом.

К изнурительным репетициям я уже привык – у меня все настолько болело, что я перестал это замечать. Концерт решено было собрать только из старых хитов, никакого нового материала, «чтобы подарить фанатам ностальгию в потрясающем новом звучании». Я сделал вид, что героическим усилием выучил тексты песен, хотя вообще-то давно их знал. Линхо расцвел и воспрял духом, Джо не менялся, Пак делал вид, что меня не существует, и все мы работали, как будто от этого зависели наши жизни.

Через три дня продюсер Ын Сок, которого я после прослушивания не видел (может, он в запой уходил?), вывел меня с репетиции и сунул в руки документ насчет помощи моей матери, который красиво оформили юристы.

– Контракт у тебя на пятнадцать лет, придурок. Ты бы знал это, если бы читал, что подписываешь. – Он шагнул ближе ко мне: высокий, стильный, в льняной рубашке без единой морщинки. – Мы выжмем из тебя все. Будешь плясать как заводная мартышка.

– Ладно. – Я пожал плечами, на весу подписал документ и вручил ему.

– Ты не должен был пройти прослушивание. Унизил меня перед советом.

– Вы сами себя унизили, – выпалил я прежде, чем успел остановиться. – Не в ваших интересах было выступать против меня, если вы сами меня приняли. Мой голос всем нравится, с танцами есть прогресс, я принесу вам много денег. Давайте не будем воевать?

Продюсер смотрел так, что я совершенно ясно понял: обычно ему никто не перечит. Кроме разве что жены. И кстати, о ней…

– Госпожа Бао защищает интересы группы. В том, что она меня выбрала, нет ничего личного, – сказал я, пользуясь случаем защитить ее от его нападок. – Не хочу, чтобы вы делали что-то в ущерб группе просто потому, что я вам не нравлюсь. «Тэянг» достойны вашей поддержки.

Может, и не стоило так его бесить, но я уже столько раз дерзил, что все меньше боялся каждого следующего.

– В контракте тридцать страниц, – ласково сказал продюсер. – Рано или поздно ты что-нибудь нарушишь.

Я кивнул ему и пошел обратно в зал. У меня было слишком мало опыта противостояния врагам, чтобы знать, как ответить в такой ситуации. Но я понимал одно: после того что совершил, я должен безропотно принять от жизни любое наказание.

Теперь, когда мое присутствие перестало быть секретом, в центре постоянно крутились люди: снимали с нас мерки, смотрели наши танцы, записывали наш вокал в студии, расспрашивали, натаскивали. Друг с другом мы общались только по работе: Линхо по-прежнему был на седьмом небе, Джо – добродушная рабочая лошадка, Пак – мрачнее тучи. Что было лично со мной, не знаю, но тренер по вокалу однажды сказал:

– Хён, раньше ты пел с чувством, а сейчас как-то пустовато. Устал, да? Ну все равно надо постараться.

Мне это даже понравилось – значит, в моем волшебном пении было хоть что-то личное. Постепенно я обнаружил, что еще способен испытывать смутное моральное удовлетворение от хороших поступков, поэтому тратил эту способность на то, чтобы общаться с фанатами. Бао была в восторге, что я так часто готов устраивать эфиры в соцсетях, отвечать на вопросы, расспрашивать поклонников об их жизни, показывать им все, что сам когда-то мечтал увидеть: как мы едим в столовой, тупим в перерывах между репетициями, какие мы все помятые с утра. Ну, кроме Пака, конечно. Помятого Пака видел только я – он перестал не только причесываться, но и бриться. Я зло думал, что щетина у него отрастает какими-то клоками. Увидев такого Пака, ни одна фанатка не захотела бы написать фанфик о том, как встречает его в парке. Этот Пак выглядел так, будто собирался не прогуливаться по парку в кашемировом пальто, а лечь на картонку и выставить рядом банку для подаяния.

Сам я ничьих