В свою очередь:

Как и в предыдущих случаях, повторяем: эти примеры можно умножать и умножать.

Трудно найти вид состязаний, который не был бы описан у Гомера самым тщательным образом. В гомеровских поэмах упоминается о борьбе, о кулачном бое, о состязаниях в беге и прыжках, о метании копья и диска – о тех видах состязаний, которые в более позднее время вошли в состав Олимпийских и других священных игр.[257]

Действительно, знаменитые погребальные игры, устроенные Ахиллом, вполне можно назвать «Малыми Олимпийскими». И уж во всяком случае их описание является одним из многочисленных доказательств того, что 776 году до н. э. предшествовал не один десяток Олимпиад. Историк античного спорта почерпнет у Гомера такие реалистические подробности всевозможных состязаний, словно все это происходило сегодня.

Детально описывается подготовка пяти героев к ристаниям. Старый Нестор, наставляя сына своего Антилоха, со знанием дела поясняет ему все тонкости скачек:

Самым трудным и напряженным моментом скачек являлось прохождение меты. Здесь, как правило, происходило наибольшее число несчастных случаев.

Очень подробно, ничего не упуская, рассказывает Антилоху Нестор, как благополучно обогнуть роковой столб (XXIII, 334–342).

Все эти описания говорят о напряженном, яростном соперничестве, царившем на скачках. Каждая деталь, мельчайшая подробность выписаны поэтом с безупречным знанием дела.

Не менее блестяще знал Гомер и человеческую психику. На ристалище у него встречаются не безликие конники. Состязания служат здесь фоном для раскрытия человеческих характеров.[258] Вот начинается гонка: азартный, легко идущий на риск ради столь желанной победы Антилох и ласковым словом, и бичом понукает коней, и угрозами (XXIII, 403–416). Он выбирает самый сложный, опасный, но и самый короткий путь, обгоняя колесницу более осторожного Менелая. Атрид «устрашился» катастрофы на дистанции и умерил бег своих коней:

Риск оправдал себя, и даже на более слабых конях сын Нестора, смелый и обаятельный, обогнал Менелая:

Однако после состязаний сын Нестора показал себя весьма рассудительным и почтительным юношей: он добровольно отказывается от награды в пользу негодующего (но тут же смягчающегося) Менелая (XXIII, 591–597).

Как видим, в отличие от традиций классической Олимпии, на Патрокловых ристаниях каждый обязан сам править своей колесницей. О том, чтобы выставить вместо себя нанятого возницу (или, тем более, раба), – не может быть и речи. Гомеровские герои привыкли добывать победу собственными руками.

Прекрасным, упорным бойцом показан в поэме Диомед – порывистый, искренний и гордый. Правда, первенство он выигрывает не без помощи богов (Афины), но боги же (Аполлон) и мешали ему (XXIII, 382–393).

Искреннее сочувствие вызывает «первый ристатель» Эвмел, сброшенный на землю из-за козней упрямой Паллады.

Впрочем, подобные и даже более серьезные трагедии на эллинских ипподромах случались довольно часто. Эта картина выхвачена из жизни.

Кстати, страсти богов, показанные Гомером, еще более приближают небожителей к людям. Поэт «приземляет» их и делает это явно не без умысла. Как заметил С. Маркиш, «обостренное чувство реальности играет свою роль в своеобразном снижении гомеровских богов, наделенных вспыльчивостью, тщеславием, злопамятностью, высокомерием, даже физическими недостатками».[260] Но о взаимоотношениях гомеровских героев с богами мы уже говорили выше.

…Итак, лучший гонщик приходит к финишу последним. Однако его авторитет настолько велик, что хозяин игр Ахилл решает:

И это справедливое решение встречено всеобщим одобрением. Возражает лишь Антилох, de facto завоевавший второе место. Но и он не обойден справедливым Ахиллом. Так, еще четче вырисовывается благородство гомеровских героев: только что яростные соперники в состязании, теперь они во всем готовы идти друг другу навстречу.

Тезис гармонии, всестороннего физического развития находит, пожалуй, наибольшее выражение в образе Одиссея. Спорту доисторической Греции был чужд узкий профессионализм. Воин и атлет должен быть разносторонним спортсменом.

Выйдя на соревнование с сильнейшими из феаков, Лаэртид не только побеждает в дискометании (Одиссея. VIII, 186–190), но и готов принять участие (а следовательно, и победить) в любом ином агоне (VIII, 206).