Дом Полянских стоял на первой линии от Волги, так что нам нужно было просто выйти через заднюю калитку – и вот он берег. Собаки радостно гавкали и гонялись друг за другом, а мы медленно брели – после такого ужина мне даже быстро идти было тяжело.

– Ну, в чем дело? – спросила Лада.

– Понимаете, я сегодня весь день разговаривала с самыми разными людьми о Люсе, но и об Ольге очень много узнала. И эта информация кардинально отличается от той, что мне дали вы. А мне нужно знать правду. И, как вы понимаете, не из любопытства, а для того, чтобы найти девушку.

– Ты меня заинтриговала. Спрашивай, – предложила Полянская.

– Только не задавайте мне вопросы, я потом сама вам все подробно расскажу, – предупредила я и спросила: – Вы давно дружите с Ольгой, знаете о ней практически все, скажите, у нее когда-нибудь была какая-нибудь операция?

– Нет, – уверенно ответила она.

– Тогда другой вопрос. Вы сказали, что она тяжело больна, Георгий это повторил, даже сослался на ее лечащего врача, который посоветовал не уезжать в свадебное путешествие далеко от нее. А мне сегодня сказали, что она совершенно здорова и, притворяясь больной, лежит в больнице только для того, чтобы вынудить Люсю выйти замуж за Георгия.

– Я не знаю, какой идиот тебе это сказал, но я искренне желаю ему быть таким же здоровым, как Оля, – раздраженно произнесла Лада.

– А в каком отделении она лежит?

– В терапии, а что?

«О черт! – подумала я. – А ведь Мария сказала, что Ольга лежит в неврологии».

– Лада, а вы не могли бы узнать, нет ли в неврологии Ольгиной однофамилицы. Я понимаю, что на такое совпадение надеяться глупо, но все же.

– Таня, мне категорически перестали нравиться твои вопросы, – настороженно проговорила Полянская. – Что происходит?

– Все потом, а пока просто ответьте, – попросила я.

– Мимо меня в мою клинику никто попасть не может, так что узнавать мне ничего не надо. В неврологии лежала вдова Троицкого. Он лет пять назад прямо в кабинете от инфаркта умер. Знаешь, кто это был? – спросила Лада, и я кивнула. – Лелька делами не занимается – это не ее, она просто получает дивиденды. А тут она ехала в машине, хорошо, что на заднем сиденье, и на них какой-то пьяный лихач из переулка выскочил. Ее водителя потом по частям собирали, с ней, слава богу, ничего страшного не случилось, но она вся его кровью была залита, так что шок, психологическая травма и все остальное, вот она и легла ко мне, чтобы нервы подлечить.

– Но она же Троицкая, – напомнила я.

– Это она для газет и телевидения Троицкая, а на самом деле Большакова, потому что, выходя замуж, фамилию менять не стала, осталась при девичьей, но знают об этом немногие.

– Она тоже Ольга? – невольно воскликнула я.

– Да, Ольга Никифоровна, а что?

– О боже! – невольно воскликнула я. – И все-таки еще один вопрос. У нее есть любовник? Он ее в больнице навещает?

– Есть! И навещает! – уже раздраженно сказала Полянская и даже остановилась. – Но какое это имеет отношение?..

– Самое прямое, – горестно вздохнула я. – А операция у нее относительно недавно была?

– Да! Весной у меня же оперировалась! И кончай мотать мне нервы! В чем дело?

– Понимаете, кто-то перепутал двух Большаковых и сфотографировал медицинскую карту Троицкой, а еще выяснил, что к ней мужчина постоянно приходит и они занимаются сексом. Потом Люсе показали эти фотографии и рассказали, что ее мать весело проводит время в больнице, и вовсе она ничем не больна, а операцию ей уже сделали, и опухоль оказалась доброкачественной.

– Их не могли перепутать! – в голос заорала разъяренная Полянская. – Ольга лежит у меня под фамилией Назарова! Специально, чтобы слухи по городу не поползли! Она же человек известный!

– Но ведь все равно…

– Да! О ее болезни знают! Но очень узкий круг людей! – продолжала бушевать она.

– Уже не узкий! – Я тоже повысила голос. – После того видео в Интернете необходимость в конспирации отпала!

– Ну, найду я ту сволочь, которая медкарту сфотографировала, и, клянусь, устрою так, что ее даже в психушку полы мыть не возьмут! Она у меня из города пулей вылетит! – Полянская была взбешена так, что собаки подбежали к нам и очень недобро уставились на меня – не я ли их хозяйку обидела? – Гулять! – махнула им Лада.

Овчарки отбежали, но недалеко и постоянно посматривали на меня, что бодрости мне не прибавило. Некоторое время мы шли молча, а потом Лада, немного успокоившись, спросила:

– Откуда ты об этом узнала?

– Давайте пока не будем это обсуждать, – попросила я. – Я дала слово, что не сдам человека, и именно поэтому он был со мной таким откровенным. А слово свое я привыкла держать. Но если я выясню, что он причастен к Люсиному побегу, хотя утверждал обратное, а я это обязательно выясню, тогда разговор у меня с ним будет совсем другой.

– Не у тебя, а у меня, – жестко поправила меня Полянская. – А еще я клинику на уши поставлю, но узнаю, кто эта крыса. И пусть тогда пощады не ждет! Но как Люся могла в это поверить? Я не понимаю!

– Видите ли, Лада, я сегодня побывала во всех школах, где училась Люся, и узнала, что Ольга вела себя по отношению к ней довольно жестоко, а это с большой любовью матери к дочери как-то не стыкуется.

– Ох, Таня! Не дай тебе бог прожить такую жизнь, какую Ольга прожила! – вздохнула Полянская. – Ей пять лет было, когда ее мать умерла, а отец через два месяца новую жену привел. И получила она мачеху! Да не добрую, как в кино, а злую, которой Ольга была совсем не нужна! Пока мать была жива, отец с Ольги пылинки сдувал, а при новой жене замечать перестал. Сама знаешь, ночная кукушка дневную всегда перекукует. А мачеха родила подряд двоих детей, и Ольга стала при них нянькой! Ольга ведь очень умная, на лету все схватывает, иначе не создала бы такой бизнес, а пришлось ей, вместо того чтобы учиться, сопли малышам вытирать и горшки таскать. Не от хорошей жизни она после восьмого класса в кулинарное училище уехала – жили-то они в поселке. А потом распределение взяла подальше от родного дома, который давно перестал быть для нее родным. Она за Тольку Назарова почему замуж вышла? Ей семьи хотелось! Нормальной! Где ее любить будут! А что получила? Свекровь, которая вечно всем недовольна была! А она ишачила на эту семью как проклятая! И самый большой страх у нее был после того, как она Люсю родила, что случится с ней что-то, и дочка с мачехой расти будет. Она этого меда полной ложкой нахлебалась и дочери такого не желала! Она эту семью Назаровых из дерьма вытянула, хотя семьи-то, как таковой, уже и не было. А как после всего этого Толька с матерью с ней обошлись?

– И все-таки по отношению к дочери она была чересчур сурова, – заметила я.

– Ольга до пяти лет в любви и ласке росла, а потом раз – и нет больше ничего! Падчерица нелюбимая – и этим все сказано! Да еще прислуга бесплатная, которую шпыняй, как угодно, ведь деваться ей некуда, будет терпеть! А она выстояла, несмотря ни на что! На нее столько всего свалилось, что другая сломалась бы, а она вон чего в жизни добилась! И Люся, к сожалению, ее судьбу повторила: до десяти лет мазаная-лизаная росла, а потом в один день все рухнуло. Вот Ольга и хотела, чтобы дочь закалилась, поняла, что жизнь – штука суровая, и нужно уметь за себя постоять или хотя бы стойко переносить все невзгоды. А Люся и внешностью, и характером в отца пошла, такая же мягкая и интеллигентная. Не боец, одним словом. А их на свете только двое! Случись что с Ольгой, тут уже даже не мачехой пахнет, а детдомом! Вот и готовила ее Ольга для самостоятельной жизни.