Аделя увела Баровита к родителям. Прошло две недели со смерти Адели, я держался, аки токмо мог, да сердце плакало не о ней одной. А тут Волот с Умилой: «Давай, тятька, к старшому брату наведаемся». Наведались. Дуня, запинаясь, рассказала, как Баровит с мёртвыми детьми играл, как песни им пел, а опосле у них собака сдохла. Оттого дед посадил мальца под замок — наутро сдохли овцы, в коих они души не чают. Посему отвела Дуня сына к волхву, а тот взял его на учение. Недолго думая, я схватил своих чад да помчался к Ведагору. У его избы средь сирот отыскал Баровита. Он сидел на берегу озерца, а возле него плавала белая лебедь. Баровит был нам несказанно рад; оставив с ним Умилу да Волота, я ринулся к волхву в избу. Ведагор поведал мне, что никаким учеником он Баровита не брал, что Дуня привела сына ещё неделю назад. Мальчонка дорого платил за свой дар — дед частенько поколачивал его, а коли всё ж слышал, как внук с мёртвыми говорит, — ставил кляп. Вот пожалела матушка чадо родимое да привела к волхву, оставила с сиротами. В тот же день на озере поселилась лебедь, шла токмо к Баровиту, а он подолгу сидел с ней, гладил длинную шею.

— Аделя лебедью обратилась, — догадался Годун. Помолчав, спросил: — Отчего ж тогда за Баровита сердце твоё болит?

— Я забрал его у Ведагора, зажили мы дружно. Иной раз к нам Рода с сыном наведывались. Она как могла с чадами нянькалась. Мы с ней решили сыновей делу ратному обучать, не дожидаясь имянаречения. Не знали мы бед, покамест не подкралось Баровитово двенадцатое лето. За день до имянаречения явилась к нам Дуня. Стала упрашивать с сыном повидаться. А у меня тогда Рода гостила, так она кукушку ту со двора взашей погнала, клеймя на весь Камул. Да токмо ненадолго. Едва успел я порадоваться, что мого старшого Боги витязем узрели, едва успел имя ему мирское дать, как вновь у двора возникла Дуня, да не одна, а с Азаром.

— Конечно, — фыркнул Годун, — витязь в семье — большой почёт. То не простой ратник, хоть дружинник — тоже гордость немалая. Стало быть, такой сын им теперича нужен?

— Нужен, — кивнул воевода. — Каждый день они подпирали мне забор, скреблись в калитку. Баровит по первости не шёл к ним, да сердце его в конце концов дрогнуло, попросился он поговорить с ними. Как же мог я запретить? Хоть корю себя за то теперича. Сначала говорил, опосле навещать стал, на ночь оставаться… Годун, вдруг он к ним вернётся?

Лучник задумчиво почесал лысеющую голову, пригладил седые усы. Вновь заозиравшись, заговорил:

— Никогда не поверю, что Баровит тебя оставить способен. Вижу, как он во всём на тебя походить старается, даже говорит, аки ты. Оттого, что он обретёт связь со своим родом, тебе не станет хуже, а ему отрадно будет. Ты подумай о том.

— Может, оно так, — вздохнул Демир. Улыбнувшись, похлопал друга по плечу. — Словно гора с плеч, благодарю тебя.

— Было б за что, — рассмеялся Годун. — Сам бы до того додумался. Не переживай понапрасну, лучше поди обними чад своих.

* * *

Уложив весло на палубу, Волот вытер со лба пот, всмотрелся в безмятежную небесную синь. За спиной вертелась Радмила, пытаясь устроиться поудобнее. С соседней лавки к нему повернулся Баровит, развязав шнурок на рубахе, вздохнул.

— Во пекло, скорей бы в Катай воротиться.

— Ага, а то спечёмся, аки яблоки, — ухмыльнулся Волот.

Радмила лишь хмыкнула на рассуждения друзей; уперевшись спиной в спину Волота, закинула ноги на борт.

— Удобно тебе? — поинтересовался Бер.

— Ага, — улыбнулась лучница, закрывая глаза. — Токмо не вертись.

— О, водица пожаловала, — обрадовался Волот, заприметив сестру с флягами.

Умила присела рядом с Баровитом, протянув витязям фляги, заглянула за спину брата.

— Удобно тебе, Радмила? — изогнув бровь, спросила омуженка.

— Мда, сразу видать, что вы брат с сестрой, — пробурчала та, не открывая глаз.

— Тятька подевался куда-то, — закрутившись, сказала Умила.

— В шатёр зашёл отдохнуть, — предположил Зорька.

— Там Малуша одевается, — возразила омуженка, забрав у него флягу.

— Ой, ладно тебе квохтать, — отмахнулся Волот, — чай, дальше ладьи не уйдёт.

Насупившись, Умила положила голову на плечо Баровита, задумчиво поправила ремни своего сапога. Всё чаще отец предавался унынию, замыкался, не подпуская к себе. Это беспокоило омуженку, рождая дурное предчувствие. На все её расспросы он лишь отшучивался, ссылался на грядущую старость. Волот с Баровитом никаких странностей в нём не замечали, а может, знали что-то. Знали, да ей не говорили.

— Иди сюда, красавица, — голос брата распугал мысли, вернув Умилу в явь. Волот похлопал ладонью по скамье: — Не боись.

— Не вертись, — прошипела Радмила.

Постоянно одёргивая рубаху, к друзьям подошла Малуша, подозрительно взглянув на лучницу, опустилась рядом с Волотом.

— Ты не смущайся, — улыбнулась Умила, — к портам привыкнешь. Сарафанов не держим, так что придётся тебе аки мы с Радмилкой хаживать.

— Ага, я тебе опосле сакс дам, — промурчала лучница.

— Почто? — удивилась девушка, сжав тёмно-русую косу.

— Всякое в пути быть может, — поглаживая Умилину руку, пояснил Баровит, — посему лучше при оружии быть.

— Ты нас держись, — посоветовал Волот.

Малуша сцепила пальцы в замок, задумчиво обвела взором дружинников, мать с детьми и выкупленных юношей. Смех, беззаботные разговоры, словно ничего и не было.

— Так куда вы направляетесь? — пролепетала она.

— В Камул, — ответила Умила.

— А там работу найти можно? За кров да еду… Я могу хозяйство вести, шить могу, вязать…

— Тоже мне невидаль какая, — фыркнула Радмила.

— Так, ты там вроде как спишь, — осёк Волот, толкнув подругу локтем. Взглянув на Малушу, лукаво прищурился: — А пироги ты печь умеешь?

— Умею, — оживилась девушка. — Состряпаю всё, что токмо душе угодно.

— Во, а то сестра, окроме каши в котелке, ничем боле не балует, — обрадовался витязь.

— Зато слаще каши той не сыскать, — поспешил вставить Баровит, видя, как Умила набирает в грудь воздух, дабы излить на брата негодование. — А помощница по хозяйству всем надобна.

— Неужто? — донеслось с соседней лавки. Рядом с Иваром сидела женщина, поглаживая локоны младшего сына. Недоверчиво хмурясь, она вновь заговорила: — В каждом доме своя хозяйка имеется, почто девка там надобна, к тому же млада такая? Разве что мужьям чужим главы крутить.

— Ну что ты, мать, — нахмурилась Умила. — Камул град большой, каждому работа там найдётся. Вот наши хоромы широки, да пусты. Мы, почитай, летами в походах да наймах. Вот, дабы дом наш не изветшал, помощников себе зовём. Сейчас там баба-Голуба с мужем хозяйство ведут,