Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кое-что слышала от Николая Петровича Резанова о перспективах торговли с Китаем и потому была полностью согласна с Крузенштерном – надо начинать вести дела с китайцами и через Кантон, пока этот порт не успел превратиться в центр наркоторговли. Но британцы уже начали в широких масштабах завозить в Поднебесную опиум из Бенгалии. Купцы из Ост-Индской компании крупно рисковали – ведь продажа опиума в Китае была запрещена декретом императора 1799 года, зато прибыль от этой торговли была просто баснословная. И даже угроза строгого наказания не пугала британских наркоторговцев.
– Вы правы, мадемуазель, – кивнул головой Крузенштерн. – Я сам наблюдал в Кантоне, как алчные китайские купцы по ночам причаливали к кораблям британской Ост-Индской компании и тайком от своих таможенников покупали опиум. А в самом Кантоне мы нагляделись на тех, кто пристрастился к этому дьявольскому зелью. На курильщиков опиума было просто страшно смотреть. Эти люди готовы были отдать последнее, продать самих себя и своих родных, лишь бы добыть вожделенный опиум, дававший им забытье от всех земных забот.
– Иван Федорович, – вздохнул папа, – все закончится тем, что британцы (да и не только они) силой заставят китайцев покупать эту заразу и отторгнут от Поднебесной земли, в которых они будут чувствовать себя полными хозяевами… Впрочем, давайте поговорим о том, ради чего мы едем в Кронштадт. То есть о Российском флоте и морских служителях…
– Уважаемый Алексей Алексеевич, – спросил Крузенштерн, – а что именно вы хотите узнать о нашем флоте? Как я понял, вы и так неплохо осведомлены обо всем.
– Думаю, что после Ревельской виктории развитие флота Российского ускорится. Наша эскадра в Средиземном море во время Архипелагской экспедиции адмирала Ушакова оказалась выше всяких похвал. Другое дело, что у нас в тех краях есть только одна база, где наши корабли могут получить продовольствие, воду и дать отдых экипажам. Но, как рассказывали мне мои знакомые, служившие на кораблях Средиземноморской эскадры, с продовольствием на Корфу часто возникали большие трудности. По союзному договору провизию поставлять были обязаны наши союзники – турки. Но они часто манкировали своими обязанностями, и порой адмиралу Ушакову приходилось покупать у местных жителей еду за свои деньги.
– С турками все понятно, – усмехнулся дядя Дима, – они были союзниками вынужденными и делали все, чтобы наша эскадра, побив французов, побыстрее убиралась в Черное море.
– Да, и прочие наши союзники тоже были ненамного лучше, – кивнул папа. – С такими союзниками и врагов не надо. А вот как мы сживемся с французами?
– Французы – хорошие моряки, – задумчиво произнес Крузенштерн. – Да и в бою они храбро дерутся. Особенно изрядные у них корабли. Французские кораблестроители строят прочные и быстроходные суда, недаром британцы так высоко ценили захваченные у французов корабли. Думаю, что мы могли бы сражаться с ними против общего врага.
– Так-то оно так, – согласился папа. – Только политика Франции последнее время подвержена резким колебаниям. И с ними тоже придется держать ухо востро.
– Правильно говорил Александр Александрович, – я тоже решила встрять в мужскую беседу, – «Во всем свете у нас только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас».
– Хорошо сказано! – воскликнул Крузенштерн. – А кто такой Александр Александрович?
– Один умный человек, – усмехнулся дядя Дима. – Вы его не знаете. Кстати, если я не ошибаюсь, мы подъезжаем к Петергофу. Думаю, что неплохо было бы сделать остановку, перекусить и ехать дальше.
Историческая справка. «Плавно Амур свои волны несет…»
Историки считают, что впервые русские люди вступили на берега Амура еще в первой половине XVII века. Именно тогда отряд казачьего атамана Василия Пояркова увидел воды огромной реки, которые местные жители – тунгусы именовали «Амар». Китайцы же, появлявшиеся на берегу Амура в основном в качестве торговцев, называли ее «Хэйхэ» – Черная река.
Казаки объясачили племена орочёнов и дючеров, принудив их платить ясак мехами. Это не понравилось маньчжурам, которые примерно в это же время захватили Пекин и основали новую правящую династию – Цин. Первое вооруженное столкновение между маньчжурами и казаками произошло в 1652 году, когда немногочисленная ватага атамана Ерофея Хабарова разгромила атаковавший ее отряд маньчжуров, превосходящий казаков по численности в три раза.
«Здесь, на великой реке Амур, стоят драки сильные с воинскими людьми, что прислали от царя богдойскова…[25]»– докладывал в письме на имя якутского воеводы служилый человек Онуфрий Степанов.
Государство Российское в те годы только-только приходило в себя после Великой Смуты, войн со Швецией и Польшей. Поэтому царь Алексей Михайлович не мог выделить больших сил для защиты новых восточных рубежей своего царства. В свою очередь, Китай, объединенный под знаменами новой династии, был на подъеме. Вполне закономерно, что маньчжуры потребовали от русского царя, чтобы тот побыстрее покинул берега Амура и отвел своих подданных на запад и север. «Вам, русским, следует побыстрее вернуться в Якутск, который и должен служить границей», – грозно требовал император Сюанье.
К тому времени на реке Зея уже вовсю действовал 10-тысячный отряд маньчжуров, имевший 172 пушки. Уничтожив несколько русских поселений и острожков, маньчжуры осадили Албазин – центр российской колонизации на Амуре, который обороняло четыре сотни казаков. Но даже при таком огромном численном превосходстве русские оказали отчаянное сопротивление. Понеся огромные потери, маньчжуры после двухгодичных боев за Албазин сумели-таки добиться, чтобы казаки сожгли свой острог и покинули берега Амура.
Но отчаянное сопротивление русских произвело впечатление на власти Поднебесной. И они согласились пойти на мировую. В подписанном в 1689 году в Нерчинске трактате была установлена граница между двумя державами. Самое забавное, что трактат сей был написан на трех языках: по-маньчжурски, по-русски и по-латыни. Китайский вариант отсутствовал. Латинский же вариант появился потому, что ни в России, ни в Китае тогда не было квалифицированных переводчиков, знавших оба языка. С маньчжурского на латынь тексты переводили жившие в Пекине иностранцы – монахи-миссионеры француз Франсуа Жербийон и португалец Томазо Перейра. В российской делегации латынью достаточно свободно владел Андрей Белобоцкий – русин, выходец из Польши, богослов, учившийся в университетах Италии, Франции и Испании. Он бежал в Россию от преследования инквизиции.
С учетом трудностей перевода все три экземпляра Нерчинского трактата оказались абсолютно неидентичными. Географические названия рек и гор, по которым проходила весьма условная граница, на всех трех языках звучали по-разному. В результате из текста трактата можно было сделать лишь два однозначных вывода: русские покидают Албазин, и в Приморье границей между Россией и Китаем становится правый исток Амура, река Аргунь.