– Ну, земляки бывают разными, – криво усмехнулся Ростопчин. – Вспомните того же Поццо ди Борго.

– Исключения лишь подтверждают правило. – Я развел руками. – А майору Никитину я сегодня же сообщу о желательности знакомства с полковником Себастиани. Думаю, что он все поймет правильно.

17 (29 июня) 1801 года.

Кронштадт.

Алексей Алексеевич Иванов,

частный предприниматель и любитель военной истории

Работы над паровой машиной у нас шли вполне успешно. Во всяком случае, ее макет исправно дымил, пыхтел и вращал колесо, которое на настоящем пароходе двигало бы его вперед. Не менее старательно мастера с Охтинской верфи работали над корпусом первого русского парохода. Но, с моей точки зрения, это все было кустарщиной. Паровые суда были необходимы флоту российскому как воздух. И в качестве транспортов, и в качестве боевых кораблей. Их надо строить как можно быстрее, чтобы наш русский военно-морской флот стал самым сильным в мире. Для этого надо уже сейчас думать о строительстве бронированных кораблей. Надо миновать период, когда уже построенные многопушечные деревянные корабли превращали в паровые установкой в их корпусе паровой машины.

Кроме того, надо было бы сразу определиться с типами кораблей, которые нам необходимы. Пока не налажено серийное производство надежных паровых двигателей, массовое строительство нового флота невозможно. А двигатели эти – не кролики, их строить в большом количестве просто невозможно – не хватит для этого ни ресурсов, ни производственных мощностей. Как говорится, по одежке следует протягивать ножки.

Именно поэтому я и решил потратить пару дней на то, чтобы посетить Кронштадт и своими глазами взглянуть на корабли Балтийского флота, которые находятся в боевой готовности в настоящее время. В качестве своего рода «гида» я попросил адмирала Ушакова дать мне Ивана Крузенштерна. Для того, чтобы и с нашей стороны на Кронштадт и его окрестности взглянул знаток морского дела, я взял своего друга Дмитрия. Он все же как-никак лейтенант флота российского. Ну а уже на конечном этапе подготовки к командировке в Кронштадт к нам, словно репей, прицепилась моя доченька.

– Папа, вы что, с дядей Димой хотите ехать в Кронштадт без меня? – возмущенно воскликнула Дашка. – Какое коварство! Да я вам бы этого никогда бы не простила!

Тяжело вздохнув, я кивнул Дашке, после чего с радостным визгом она умчалась в свою комнату готовиться к завтрашнему вояжу. Я обреченно переглянулся с Димоном, поняв, что эти два дня наши нервы будут все время натянуты, как струны на балалайке. Дочь у меня, конечно, замечательная, только хлопот от нее бывает полон рот.

Предчувствия меня не обманули. Утром к месту сбора – Кордегардии Михайловского замка – Дашка вышла наряженная в тельник, плотно обтягивающий ее верхнюю часть тела, и в обтягивающие джинсы. Дополняли сей авангардный для начала девятнадцатого века костюмчик кроссовки на ногах и бандана на голове.

Иван Федорович Крузенштерн, которого к Кордегардии провожала невеста, густо покраснел, крякнул и потом старательно отводил взгляд от Дашки. Прочие же мужчины, как статские, так и военные, откровенно и с удовольствием разглядывали филейные и прочие части тела моей дочурки. Особенно возбудились молодые офицеры. Они начали что-то оживленно обсуждать по-французски. Хорошо, что Дашка еще плохо владела этим языком.

Федор Федорович Ушаков, пришедший проводить нас и уже немного привыкший к экстравагантным поступкам и эпатажной одежде Дарьи Алексеевны (между прочим, кавалера двух российских орденов и наградного оружия), напутствовал нас, пожелав счастливого пути.

17 (29 июня) 1801 года.

Кронштадт.

Дарья Алексеевна Иванова,

русская амазонка и кавалер ордена Святой Екатерины

Мы погрузились в кареты дворцового ведомства. Мы должны были выбраться на Петергофскую дорогу, по ней миновать Стрельну и добраться до Петергофа. Далее нас ждал Рамбов – так моряки по-свойски называли Ораниенбаум, откуда уже рукой будет подать до Кронштадта. С собой мы, помня ЧП на дороге в Павловск, захватили кое-что из стрелковки, а в грузовую бричку положили два заряженных акваланга и дайверную снарягу. Вполне вероятно, что мне с дядей Димой придется омыть телеса в водах Финского залива.

Дело в том, что сейчас в Кронштадте было полным-полно работы – туда из Ревеля отбуксировали поврежденные корабли британской эскадры. Наши корабелы внимательно осмотрели плавучие трофеи и определили степень повреждения каждого из них. Парочку захваченных кораблей не мудрствуя лукаво было решено разобрать на запчасти – уж очень сильно они оказались побитыми русскими ядрами. Остальные можно было отремонтировать и использовать против их прежних хозяев. Англичане строили корабли качественно, так что Балтийский флот вскорости пополнится несколькими боевыми единицами.

А вот два корабля имели пробоины ниже ватерлинии и нуждались в доковом ремонте. В Кронштадте имелся Петровский док, который начал строить еще Петр I. Работы затянулись на тридцать три года, и открыт он был в 1752 году. Сооружение получилось грандиозное – длина ремонтного канала была четыреста метров, ширина – тридцать метров. Одновременно в нем могли находиться пять кораблей. Построен он был настолько качественно, что его механизмы вполне исправно работали еще в начале двухтысячных. Удивительно и то, что док этот строили, что называется, «на вырост». В Российском флоте того времени просто не было тогда таких судов, для которых он был предназначен.

Проблема же заключалась в том, что к моменту появления в Кронштадте британских «трофеев» док был заполнен до отказа кораблями Балтийского флота. А подводные части подбитых кораблей эскадры Нельсона требовалось тщательно осмотреть. Так что, вполне вероятно, что Дмитрий и я облачимся в свои гидрокостюмы и из-под воды осмотрим днища английских кораблей, чтобы определить размеры пробоин и оценить полученные ими повреждения, полученные в бою.

17 (29 июня) 1801 года.

Кронштадт.

Дарья Алексеевна Иванова,

русская амазонка и кавалер ордена Святой Екатерины

По дороге мы вели непринужденную беседу с Иваном Федоровичем Крузенштерном. Тот за время своей службы на флоте успел повидать немало интересного. Особенно папу и дядю Диму интересовал британский флот, в котором «пароход и человек» прослужил несколько лет в качестве стажера. Он побывал в США, где ему посчастливилось поручкаться с самим Джорджем Вашингтоном. Крузенштерн был на Барбадосе, в британской Индии и в Кантоне.

Иван Федорович не был чужд и коммерции – еще два года назад он составил и передал в верха проект развития торговли с Китаем через Кантон. Российская империя имела сухопутный центр торговли с Поднебесной в Кяхте – ныне это райцентр в Бурятии. А вот в начале XIX века место сие славилось тем, что именно там шла бойкая торговля Европы с Азией. Через Кяхту в Китай вывозились сукно, мануфактура, пушные товары и юфть (выделанная кожа), а из Китая шел главный товар – чай. В небольших количествах из Китая в Европу доставлялись шелковые и хлопчатобумажные ткани и фарфоровые изделия. Длительное время (около века) именно Кяхта снабжала чаем всю Россию и почти монопольно – Западную Европу. Причем в России этот китайский чай называли кяхтинским, a в прочих европейских странах – русским. В девятнадцатом веке современники называли богатый купеческий город Троицкосавск – так русские называли Кяхту – «Песчаной Венецией».