– Женщина-секретарь – несколько необычно, конечно, но не вижу в этом ничего вызывающего. Полагаю, женщина может выполнять обязанности секретаря не хуже мужчины.

– Наверное, даже лучше, – вмешался Брентворт. – Я бы предпочел женщину, если бы не боялся злых языков.

– Самый что ни на есть герцог из герцогов боится злых языков? Возмутительно!

– Тебе, со своей стороны, на это наплевать, Лэнгфорд, – заметил Страттон. – Ты мог бы взять в секретари даму. Полагаю, это сделало бы политическую переписку значительно менее утомительной, если бы в кресле напротив сидела хорошенькая женщина, а не… как бы там его ни звали.

– Ты мог бы даже запомнить ее имя, – съязвил Брентворт. – Если только, конечно, у тебя не появилось особого пристрастия к женщинам, имена которых тебе неизвестны.

Габриэль уже готов бы толкнуть Брентворта плечом в отместку за острый язык, но тут его внимание привлекли люди, собравшиеся в ложе.

Или, точнее, одна дама.

Гостья леди Фарнсуорт. Мисс Уэверли поднялась, чтобы приветствовать герцогиню. Теперь она стояла лицом к Габриэлю. Как только он увидел ее лицо, сразу же узнал свою незнакомку.

Нет, не может быть, он ошибся. И все же… Он прошел внутрь ложи, откуда мог рассмотреть девушку более пристально.

На ней было строгое платье из дорогой ткани, ярко отливавшее на свету, отчего его подчеркнуто скромный покрой становился еще более явственным. Темные волосы составляли контраст с очень бледной кожей. А глаза напоминали глубокие озера, полные мерцающей воды. И алые сочные губы…

Свет в ложе был не слишком ярким, но все-таки ярче, чем ночью, в доме Гарри. Как же эта секретарша похожа на его Алису!

Он не сводил с нее глаз, пока она беседовала с герцогиней. Леди Фарнсуорт, облаченная в диковинное подчеркнуто немодное платье и закутанная, словно римский сенатор в тогу, в яркую шаль, сияла подобно матери, выводящей в свет красавицу дочь.

– Как я полагаю, столь жадный взор обращен к секретарше, а вовсе не к леди Фарнсуорт, – не преминул заметить Брентворт, проскользнувший в глубь ложи вслед за Габриэлем.

– Мне кажется, я ее знаю.

– Секретаршу? Вряд ли. Она ведь не посещает приемы и балы… – Он осекся. – О, ты имеешь в виду пастушку. – Брентворт пристальнее всмотрелся в черты девушки. – Черт, я тогда так мало разглядел. По крайней мере, что касается лица. Думаю, нам придется попросить ее обнажить грудь, дабы убедиться в сходстве.

– Но меня-то она должна узнать безошибочно. Вероятно, мне следует немного поухаживать за леди Фарнсуорт.

– Храбрец! – заметил Брентворт, когда Габриэль отошел.

Габриэль приблизился к леди Фарнсуорт и стал ждать, пока она обратит на него внимание. Все это время он не сводил глаз с мисс Уэверли. Ему хотелось оценить ее реакцию, когда она наконец заметит его.

Герцогиня отошла. Леди Фарнсуорт обратила внимание на Габриэля, заговорщически улыбнувшись, словно их объединял какой-то секрет.

– Лэнгфорд. Как обычно, ослепительны. Давно мы с вами не толковали.

Он поклонился, не сводя глаз с секретарши, чье внимание на мгновение отвлекла леди Грейс.

– Слышала, вы произнесли превосходную речь в палате лордов, – начала леди Фарнсуорт.

– Ничего особенного. Всего лишь прихоть.

– Однако мне говорили, что эта прихоть вознесла вас на высоты красноречия. Мне приятно видеть, что вы наконец-то заняли достойное место в дебатах, важных для судеб страны. Уверена, мы еще услышим и другие ваши блистательные выступления.

– Думаю, лет через десять я разрешусь следующей грандиозной речью.

Леди Грейс удалилась, и в ложе остались они втроем. Мисс Уэверли села вполоборота к нему. Их взгляды встретились.

Он сразу же увидел, как она потрясена: явно узнала его. Это длилось всего мгновение, и она взяла себя в руки, однако он успел все понять. Теперь Габриэль мог более пристально рассмотреть лицо, которое видел при свете луны.

Наконец-то он нашел свою незнакомку.

Аманда изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но шок почти парализовал ее. Ужас от того, что он узнал ее, смешался с радостью от встречи с ним.

Как он великолепно выглядел в черном фраке и белоснежном галстуке. Герцог был прекрасен, как дьявол, материализовавшийся в человеческом образе.

Его манера общаться с леди Фарнсуорт сочетала официальный тон с легкой фамильярностью. Он держался отстраненно, и его высокомерное выражение лица смягчалось лишь едва заметной ироничной улыбкой.

Аманда была уверена, что он узнал ее. Герцог бросал на нее взгляды даже во время болтовни с леди Фарнсуорт.

– Ах да! – воскликнула леди Фарнсуорт. – Я должна вас познакомить. – Она представила Аманду герцогу. – Это мой секретарь. Блестяще владеет пером и совершенно незаменима при работе с документами. Она моя правая рука. – Леди обняла Аманду за плечи. – С тех пор как она согласилась работать моим секретарем, у меня появилось в два раза больше свободного времени, которое я могу уделить написанию своих статей.

– Вам очень повезло, если вы нашли столь талантливую помощницу, – заметил Лэнгфорд. – Где была бы Англия, если бы у вас недоставало времени для критики мира и его обитателей?

– Ах если бы мир обращал больше внимания на эту критику. Я бываю счастлива, когда мне удается достучаться хоть до кого-то. – И леди Фарнсуорт одарила герцога многозначительной улыбкой.

– Будем надеяться, что в ближайшее время вы достучитесь до очень многих. – Он слегка повернулся. – Мисс Уэверли, вам нравится пьеса?

– Да, очень, спасибо. Для меня выход в театр – большое удовольствие.

– В таком случае я оставлю вас в надежде, что вы получите не меньшее удовольствие от развязки пьесы.

С этими словами он покинул ложу и последовал за остальными.

По театру прошел шорох, свидетельствовавший о том, что зрители возвращаются в свои ложи.

– Мисс Уэверли, я должна оставить вас ненадолго. Мне нужно сообщить кое-что очень важное герцогине по поводу журнала, – сказала леди Фарнсуорт. – Я не могла говорить ей об этом в присутствии посторонних. Не думаю, что Брентворту известно о том, что она спонсирует «Парнас». А Лэнгфорд наверняка об этом не знает. – Она встала. – Я скоро вернусь. Если я задержусь, дождитесь здесь окончания пьесы, и я зайду за вами.

После ее ухода Аманда осталась одна в ложе. Теперь она могла вздохнуть свободно. Какая досада, что герцог узнал ее. Леди Фарнсуорт никогда не упоминала о дружбе с ним, но судя по их беседе, это была совсем не дружба, а нечто противоречивое.

Возможно, этим объяснялось его напряженное выражение лица. Или его суровость относилась к Аманде? В любом случае он вряд ли мог предполагать, что пастушка находится на службе у столь известной дамы.