– Втягиваем вантр, – велела Энн.

– Что это? – испуганно осведомилась Нина. – Он у меня есть?

Я хотела сказать, что именно означает в переводе с французского vantre, но Энн меня опередила:

– Пузо, если по-простому.

Все засопели.

– У меня не получается, – опять пожаловался полковник. – Немного поджался живот, и все! Весь не поднимается!

– У тебя он большой, – объяснила я, – ему просто некуда втиснуться.

– Округлите спину и тогда легко выполните упражнение, – посоветовала Энн.

Полковник закряхтел, побагровел и через секунду упал на бок.

– У нас авария, – сдавленным голосом произнесла я.

Тренер обернулась и скомандовала:

– Александр Михайлович, вставайте.

Дегтярев начал скрести руками и ногами по паркету.

– Дорогая, чем вы занимаетесь? – отмер Маневин.

Я встала и попыталась сделать шаг онемевшими ногами.

– Избавляем Сашу от градусника, который застрял у него в желудке, – пояснила Марина, сидя около Дегтярева, который никак не мог принять такую же позу.

– А почему на дяде Саше ушанка? – шепотом поинтересовалась Манюня.

– Потому что он стал превращаться в жабу, – нежным голосом пояснила няня.

Маруся схватила Феликса за руку.

– Как вызвать на дом психиатра?

Маневин погладил ее по голове.

– Успокойся. Все проходит. И это пройдет. Считается, что царю Соломону принадлежало кольцо с такой надписью.

Всю дорогу до дома Федора Дегтярев сосредоточенно молчал, он ни разу не отпустил замечания по поводу моей манеры вождения, чем привел меня в волнение.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – осторожно осведомилась я, когда мы шли по дорожке к особняку Мухиных.

– Да чтоб еще раз я послушал советы безумной Энн! – взорвался толстяк. – Заставила меня ползать на четвереньках! Велела поджать живот, а он не шевелился. Бред какой-то! Чушь!

– Термометр молчит, – пробормотала я, – ты злишься, но он не сообщает температуру. Как ни странно, идея прогреть тебя, а потом потрясти сработала.

Александр Михайлович набрал в грудь воздуха, он явно собирался достойно ответить мне, но тут входная дверь распахнулась. На пороге стояла горничная.

– Добрый вечер, – улыбнулась она, – Ольга Гавриловна вас ждет.

Когда мы вошли в гостиную, мать Федора сказала:

– Рада вас видеть. Прошу, садитесь. Кофе? Хотя, наверное, для него поздновато. Травяной чай?

– С удовольствием, – ответил полковник.

Александр Михайлович называет эти чаи отваром из старого веника и терпеть их не может, никакие. Но Дегтярев на работе и Дегтярев дома – два разных Дегтярева.

Повисла пауза, которую нарушила хозяйка.

– Если вы полагаете, что я не знаю, о чем вас попросил Федор, то…

– Нет-нет, – перебила я Ольгу Гавриловну, – мы знаем, как к вам относится сын, и не сомневаемся, что вы в курсе его дел, поэтому и приехали. Просто повод, мягко говоря, странный.

– Выясняем, кто решил отравить Светлану, – добавил полковник, – работаем над делом. И начинают проявляться некие странности. Заранее прошу прощения, если вопрос, который я сейчас задам, покажется вам неприятным. Знаком ли вам Георгий Петрович Норин?

– Норин, Норин, – забормотала собеседница, – у Феди большой круг общения. Сын любит собирать гостей. Возможно, мужчина, о котором вы упомянули, приезжает на какие-то вечеринки. Порой Феденька просит меня посидеть с нужными ему людьми. Естественно, я не отказываю, каждому гостю улыбнусь. Но, понимаете, я мгновенно забываю имена тех, кто не является членом нашей семьи или близким другом. Поэтому рядом со мной на мероприятиях всегда сидит или стоит помощница сына Софья. Она видит, как кто-то движется в мою сторону, и быстро шепчет: «Леонид Иванович Конев, главврач больницы». И когда гость подходит, я уже, улыбаясь, говорю: «Леонид Иванович! Сколько лет, сколько зим». Георгий Петрович не редкое имя-отчество. Извините, но ответить на ваш вопрос могу лишь так: вероятно, я знакома с ним, но при встрече его не узнаю. И почему простой вопрос может показаться мне неприятным?

– Он состоит из двух частей, – пробормотала я. – Сейчас вторая. Знакомы ли вы с Георгием Петровичем Макниным, сыном Ирины Леонидовны?

Ольга Гавриловна моргнула.

– Раз предупредили о неприятном вопросе, следовательно, вы знаете, что это внебрачный сын моего мужа.

Я кивнула.

– Да, некоторое время я общалась с подростком, он жил у нас, – продолжала Мухина, – скрывать не стану, особой радости от известия, что у Петра есть любовница, я не испытала. Сгоряча решила подать на развод, но потом на холодную голову поразмыслила и одумалась. Если разобью брак, то Петр женится на Ирине, а я останусь у разбитого корыта, то есть одна, но не это страшно. У Феди не будет отца. И на какие средства нам жить? Незаконнорожденный ребенок получит от Петра все, что захочет, а Феденьке даже шоколадку купить будет не на что. И я сделала вид, что наличие другой бабы меня не волнует. А муж возьми да и уйди к Ирине без объяснения причин, оставил записку: «Ты меня не ценишь, не уважаешь, прощай». Я пару дней прорыдала, затем вытерла слезы и сказала себе: «Искать сластолюбца, караулить его около работы, умолять вернуться, просить денег на содержание Феди я никогда не стану. Унижаться – это не для меня. Выживем». Прошло некоторое время, Петя приехал домой, Федя к отцу бросился.

– Я так тебя ждал!

Мы пошли ужинать, у меня были пустые макароны, к чаю лепешки из пресного теста, в холодильнике пусто. Когда Федя лег спать, Петя тихо спросил:

– Ты мальчику ничего не говорила?

Я ответила:

– Пока нет. Это твоя задача – объяснить сыну, почему ты не хочешь с нами жить, по какой причине бросил семью.

Муж протянул мне коробку с очень дорогим кольцом.

– Прости дурака, если, конечно, сможешь. Ирина умерла. Георгий еще в школу ходит, давай приголубим его до совершеннолетия. Не хочу, чтобы мой сын очутился в приюте. Я перед ним виноват, не признал Гошу, так и не узаконил его, жил с Ириной тайком.

Ольга посмотрела на меня в упор.

– Здорово, да? «Жил тайком»! Значит, перед Гошей он виноват, а перед Федей нет? А? Решил бросить его ради кого? И вернулся в лоно законной семьи, потому что баба, которая спала с женатым, скончалась. Останься она в живых, Петр бы как поступил? Руки чесались ему пощечину отвесить и выгнать. Но я опять вспомнила про Феденьку, про пустые макароны к ужину, пресную лепешку к чаю и ответила: «Дети не виноваты, ошибки совершают взрослые. Матерью для Георгия я не стану, он уже не маленький, все понимает. Но никогда его не обижу, накормлю, одену, совет дам». Подросток переехал к нам. Однако вскоре стало ясно, что совместное проживание невозможно. Гоша был хам, неряха, постоянно говорил Пете: