Со страницы D1 делового раздела «Нью-Йорк таймс» за 25 сентября

«СДЕЛКА ПО РЕСТОРАНАМ „У ДЖЕКА“ ЗАВЕРШЕНА

Леонард Мак-Герк, исполнительный вице-президент „Рестрон юнайтед“, сегодня объявил, что консорциум в Далласе, штат Техас, подписал контракт о переходе в их полное владение ресторанов „У Джека“. Переговоры были проведены ранее, и, по словам мистера Мак-Герка, условия были оговорены два месяца назад. „Сделка была бы завершена к началу года, — сообщил мистер Мак-Герк, — но юристы обеих сторон желали удостовериться, что все точки над „i“ поставлены и не осталось ни одной недожаренной картофелины“. Мистер Мак-Герк добавил, что одним из ключевых моментов сделки, желательных для обеих сторон, было сохранение за Джеком Келлером, основателем сети ресторанов, места консультанта. Ни та ни другая сторона не сообщают подробности условий сделки, но стоимость приобретения оценивается в двадцать пять с лишним миллионов долларов.

Первый ресторан „У Джека“, открытый на Манхэттене, давно стал любимым местом лучших городских спортсменов, политиков и знаменитостей. За последние двадцать лет владелец „У Джека“ Джек Келлер приобрел немалый капитал и популярность и смог открыть еще шесть своих ресторанов в стране и за рубежом. В настоящее время рестораны „У Джека“ работают в Лондоне, Париже, Лос-Анджелесе, Чикаго, Майами и Шарлотсвилле.

Шарлотсвиллский ресторан, открывшийся в апреле прошлого года, стал местом трагических событий, при которых жена мистера Келлера, Кэролайн, была застрелена, а мистер Келлер получил…»

Джек сложил газету.

«Сделка по ресторанам „У Джека“ завершена».

Все кончено. Назад дороги нет. Кэролайн — человек, которого он любил больше всего на свете, — убита, а ее смерть заставила его возненавидеть то, что он любил больше всего на свете, — ресторан. Ему стало нестерпимо заходить в «У Джека», он не мог даже разговаривать о ресторанах, даже мысли о них наводили на него тоску. И он продал рестораны. Все до единого.

Дом пытался отговорить его. «Чем же ты будешь заниматься?»— спрашивал он.

«Буду богачом, — отвечал Джек. — Буду делать, что пожелаю». Но он говорил так и понимал, что это ложь. Не осталось ничего, чего бы он желал. Никого, о ком бы он хотел заботиться. Его жена, его бизнес, даже его тело — у него отняли все. Та единственная жизнь, которой он хотел жить, исчезла. Ушла.

Ушла — значит ушла.

Окутанный туманом размышлений, Джек вдруг понял, что его снова зовет Мэтти.

— Знаю, знаю, — отозвался Джек. — Уже иду.

— Я вас уговаривать не стану, — проворчала Мэтти. — Вы взрослый человек. Я всего лишь хочу вам сказать, что звонили снизу. К вам кое-кто поднимается.

— Кто? — спросил Джек с искренним удивлением.

Не слишком много у него было знакомых, кто мог просто так завалиться, чтобы сказать «привет».

— Вы будете рады его видеть, и это все, что я могу сообщить, — ответила Мэтти. — А теперь, пожалуйста, встаньте и вернитесь в комнату, чтобы я могла закрыть эту треклятую дверь, а то я сама уже замерзла до полусмерти.

Джек кивнул, опустил руки, и его пальцы прикоснулись к холодным стальным спицам колес. Его посетила мысль, которая мучила его каждый день с тех пор, как он оказался дома после больницы.

«Господи боже, я — в инвалидном кресле».

Он до сих пор еще не окончательно освоился с управлением креслом. Пальцы неуклюже ухватились за колеса, крутанули их назад, и он откатился от столика. При попытке развернуться кресло отъехало на несколько дюймов к парапету, и у Джека душа ушла в пятки. На долю мгновения его охватил жуткий страх высоты, и он увидел картину, часто мелькавшую перед его мысленным взором: он оказывается слишком близко от парапета, каким-то образом переваливается через него, а потом падает, кувыркается в воздухе, и навстречу ему летит земля. Это зрелище, нарисованное его сознанием, было чересчур реально, совсем не походило на сон — все виделось живо и кристально ясно. От этого у Джека кружилась голова, и его подташнивало. Он побыстрее развернул кресло-каталку, уставился в пол и сумел прогнать видение. Быстро вдохнул и выдохнул, еще раз и еще, и сумел благополучно овладеть управлением. Кресло вкатилось через проем двери в гостиную. И тут Джек услышал знакомый голос:

— Что это ты там, мать твою, делаешь? Решил яйца отморозить?

Дом, в мешковатых плотных бежевых штанах и огромном белом вязаном ирландском свитере, стоял в комнате и смотрел на Джека в упор.

— Я ему говорила, мистер Дом, — возникла из-за его спины Мэтти. — Да только он меня не слушает.

— Я слушаю вас обоих, — промямлил Джек. — И при этом стараюсь обращать на вас поменьше внимания.

— А ну давай вкатывайся побыстрее, скотина эдакая. У меня для тебя сюрприз.

Джек направил кресло вперед. Как только он это сделал, Мэтти проворно сбегала на террасу, забрала газеты, закрыла балконную дверь, заперла ее и направилась в другую комнату.

— Ну, — произнес Дом, и Джек сразу почувствовал, что небрежность тона дается ему с трудом. — Как жизнь?

— Я чувствую себя лучше.

— Угу. — Дом потянул вниз край свитера, случайно выдернул длинную нитку, попытался оборвать ее, но только распустил еще сильнее. — Я спрашиваю, как жизнь.

— Мы, значит, будем разговаривать не о физических травмах, а о психологических?

— Черт бы тебя побрал, Джек. Ты же знаешь, я во всяком таком дерьме не петрю. Просто пытаюсь узнать, как у тебя дела.

— Это и есть твой сюрприз? Ты демонстрируешь мне свою сентиментальную, женственную, так сказать, сторону?

— Нет, — послышался голос с той стороны, где располагалась дверь кабины лифта.

Говорящего не было видно. Еще секунду Джек вспоминал, чей это голос, и вспомнил за миг до того, как человек переступил порог гостиной.

— Сюрприз — это я.

Оторопев от изумления, Джек смотрел на молодого человека, стоявшего перед ним. Роста в нем было футов шесть с лишним, но он казался еще выше. Он заполнял собой комнату — не только за счет своих габаритов, а просто одним своим присутствием. Он был одет в джинсы, светло-голубую «олимпийку» с капюшоном, отброшенным за спину, и черно-белые кроссовки фирмы «Найк». Даже несмотря на то, что «олимпийка» была просторная, Джек заметил, что молодой человек подтянут и строен. Рукава были закатаны до локтя, на предплечьях дыбились тренированные мускулы. Он взволнованно сжимал и разжимал пальцы, и всякий раз на руках набухали вены. Волосы у него были светло-каштановые, чуть длинноватые и чуть взлохмаченные. Прическа выглядела неаккуратно, но в этом был свой расчет. Никаких украшений, даже часов. Только тонкий черный шнурок на шее, а на шнурке — маленький сотовый телефон.

Он был взволнован, но пытался спрятать волнение за вопросительным взглядом и небрежной усмешкой. В целом он был необыкновенно хорош собой, и, хотя он переминался с ноги на ногу и все время сжимал и разжимал пальцы, от него исходила какая-то уверенность.