Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце романа, когда Викс призналась, что жалеет лишь о том, что ее самая старая подруга Кейтлин больше не может довериться ей и объяснить, почему поступила именно так, а не иначе, я чуть не заплакала.
Уже перевалило за полночь, Дон уснул, но, вздрогнув, проснулся.
— В чем дело? — спросил он. — Буба, что случилось?
Я не могла объяснить.
— Это не детская книга, — сквозь слезы ответила я.
Дон изумленно смотрел на меня.
— Начальница сказала, что не поняла ее. Я решила, что она просто не понимает детей и детские книги. Но это не детская книга, а взрослый роман.
— Ясно… Думаю, тебе лучше поспать. — Дон широко зевнул. — Скажешь ей об этом утром.
Я кивнула. Но стоило мне отложить рукопись и закрыть глаза, как мысли забегали. Почему Кейтлин перестала быть честной с Викс? Потому что знала — Викс ее осудит. Была уверена, что Викс ничего не поймет. И Кейтлин проще было притвориться, что все в порядке.
Наутро я встала раньше обычного и оделась с особым тщанием — в строгое коричневое вязаное платье-футляр и такого же цвета жакет, купленные моей матерью. Чем сильнее я напоминала ученицу старших классов образца 1965 года, тем серьезнее и спокойнее относилась ко мне моя начальница. Поскольку тем утром нам предстояло обсуждать роман Джуди Блум, мне хотелось, чтобы ко мне отнеслись максимально серьезно.
Я нанесла тональный крем, припудрила нос и накрасила губы, что было совершенно бессмысленно, так как к моменту моего приезда в офис от помады обычно не оставалось и следа. Положила рукопись в сумочку и ушла, захлопнув тонкую дверь с тихим щелчком.
Дон давно ушел на новую работу — он поливал цветы в офисном здании в деловом квартале. Эту работу нашел ему Марк через своего клиента, и платили за нее баснословные деньги, если учесть, что делать не надо было почти ничего, только просыпаться пораньше и уходить из дому в полпятого утра, чтобы успеть полить все растения в здании прежде, чем сотрудники «Дойче Банка» и «Морган Стэнли» явятся на свои рабочие места.
На Бедфорд-авеню другие такие же, как я, молодые парни и девушки в офисной одежде в стиле ретро шли на работу в продюсерские центры, бюро графического дизайна и звукозаписывающие студии. Они с сонным видом шагали по тротуарам, их глаза за темными защитными стеклами очков в круглой, как у школьников, оправе моргали на ярком свету, грудь пересекал ремень почтовой сумки. Было еще холодно, необычайно холодно для мая, и я слегка дрожала в тонкой куртке, а ноги покрылись мурашками. Я нырнула в польскую булочную, мою любимую из трех, расположенных в этом квартале, и взяла кофе и дэниш. И, лишь потянувшись в сумочку за кошельком, вспомнила о письме от бойфренда из колледжа, которое теперь лежало смятое на дне сумки, придавленное рукописью. Тоска по этому парню накатила с такой силой, что комната закружилась перед глазами.
«Прочитаю в метро», — подумала я, взяла кофе и липкое пирожное. Но в двух моих поездах было столько народу, что мне пришлось стоять, держась за поручень; кофе грозил расплескаться. «Прочитаю, когда приеду в офис», — подумала я.
Однако я недооценила ситуацию: начальница уже ждала меня, она ходила взад-вперед перед моим столом с сигаретой в пальцах.
— Ну как тебе? — спросила она вместо «здрасьте».
— Понравилось.
Я достала рукопись из сумки, сложила листки и постучала ими по столу, чтобы лежали ровно. Украдкой облизала зубы — вдруг кусочки черносливин застряли между зубов?
— Правда? Но что именно тебе понравилось? Это ведь не детская книга, верно? — спросила начальница.
— Нет, — согласилась я. — Это роман для взрослых. О детях. Точнее, о подростках. Отчасти. — Только сейчас я поняла, как сильно нервничаю.
Начальница нетерпеливо постучала пальцем по столу:
— Меня вот что беспокоит: смогу ли я это продать? Станут ли взрослые читать книгу о детях?
Книга не о детях, хотела было возразить я, но что-то в тоне моей начальницы — нетерпеливость, недовольство, усталость? — остановило меня. Я вдруг поняла, что ее не интересует мое мнение. Она могла убеждать себя, что оно ее интересует, что мои мысли могут быть ценны, поскольку я — преданный читатель Джуди Блум. А может, Макс или Люси сказали ей, что мое мнение может быть полезно. Оба взяли клиентов, основываясь на моих отзывах. Но моя начальница… она отличалась от Макса и Люси. Она не нуждалась в мнении двадцатичетырехлетней девчонки. Она хотела, чтобы я с ней поспорила. Вот зачем она дала мне рукопись!
— Во многих великих романах главные герои — дети, — зашла я с другого конца, заранее зная, что это провальная тактика. — «Оливер Твист»…
— Это не «Оливер Твист». — Начальница сухо рассмеялась. — Но ты бы стала читать такую книгу?
Я кивнула. И я не сомневалась, что не я одна.
— Многие захотели бы прочесть такую книгу. И купить. Все, кто любил книги Джуди Блум в детстве.
Начальница растерянно взглянула на меня, и растерялась она не потому, что не понимала, насколько Джуди Блум действительно популярна и насколько ее книги изменили само восприятие детства в литературе — я только потом осознала, что она не имела об этом ни малейшего понятия, — а потому, что ее отношение к книгам и самим писателям кардинально отличалось от моего. Моя начальница никогда не любила книги так, как я любила «Салли Фридман в роли самой себя» и «Дини». Как Дон — и в этот момент я ощутила с ним странное родство, — любил «А может, и не стану». Она никогда не валялась на кровати с книжкой дни напролет, не выдумывала истории всю ночь, не сомкнув глаз. Не хотела оказаться на страницах «Ани из „Зеленых мезонинов“» или «Джейн Эйр», потому что только тогда у нее могли появиться настоящие друзья — друзья, которые поняли бы ее странные мечты и желания. Как эта женщина могла проводить столько времени — можно сказать, всю жизнь — за своей работой, выдавая книгам путевку в жизнь, если не любила книги, как я, как они того заслуживали?
Я посмотрела в холодные умные глаза начальницы. Может, я ошиблась? Может, все мои рассуждения были неправильными? И когда-то она была такой же, как я? А время и издательский бизнес все изменили?
— Я просто не знаю, смогу ли ее продать, — выпалила начальница.
Так