Тяжело дыша, мы кружим по площадке. Квиты — на моей левой руке имеется точно такой же порез. И чуть ли не на том же самом месте. Так сказать — алаверды.

Да, у них больше в ходу колющие удары. Режущие — тоже присутствуют, но не так часто. Однако тактика боя черного теперь более-менее понятна. Ошеломить противника блеском стали и каскадом ложных выпадов — и молниеносная атака! Достал, не достал — тотчас же отход назад, в глухую оборону. Отдышался, силы восстановил — и все сызнова. Прикрывается мужик длинным клинком, успешно блокируя все мои попытки эту оборону пробить. И при малейшей возможности следует контратака.

Но есть нюанс…

Все его атаки — очень быстрые. И — очень короткие, в ближний бой он старается не вступать, работает на дистанции. Понятно — реализует преимущества длинного клинка.

И что это мне дает?

Он что, настолько неэкономно силы расходует?

Выпад!

Отбил… противник отскакивает назад.

Дядя быстро устает? А что… вполне такое может быть…

Выпад!

Клинки со скрежетом сталкиваются, мою руку опять ведет в сторону — оппонент явно сильнее. Ну и фиг с ним. Я не буду особо рогом упираться. Считаешь, что сильнее? На здоровье — можешь так и дальше думать! Но ведь отжимая мое оружие в сторону, он и свое туда же уводит. Так?

Да.

И моя левая рука подныривает снизу.

Клинок противника внезапно проваливается вниз, не ощущая более сопротивления. И неудивительно — мой нож теперь в другой руке!

Скрипнув каблуками, проворачиваюсь на месте — удар! Наотмашь, вслепую, но ведь с такого положения не промазать.

Достал я его… куда — точно не скажу, но достал! Рука чувствует сопротивление чужой плоти.

И мы снова на исходных.

Дыхалка напрочь сбита у обоих, но вот мой оппонент восстанавливается уже явно не так быстро. Спереди у него крови не видно, но ведь я явственно ощутил попадание! Да и на клинке «шварцмессера» имеются кровавые разводы…

Черный больше не улыбается — не до того. Куда же я ему попал?

Выпад!

Выпад-выпад-выпад…

Он непрерывно атакует, не давая мне возможности сократить дистанцию. Еле успеваю отмахиваться.

Порез на правой руке, чужой клинок скользит по ребрам — и жгучая боль вспыхивает в мозгу!

Отход…

А вот те хрен!

Прыжок в сторону, приседание — и прыжок вперед!

Сверкающая сталь проносится над головой. Всего чуток он промазал…

Выбрасываю вперед правую руку — и тотчас же кувыркаюсь назад.

Уже без ножа — рывком его вывернуло из моей руки.

Пригибаюсь, растопырив в сторону руки — ну, валяй! Знаешь ты самбо или нет… вот и посмотрим, как теперь будем воевать…

Но он не атакует. Стоит, слегка покачиваясь.

Блин, куда же мой-то нож делся? Он что, как-то ухитрился его выбить? Но каким, черт возьми, образом?

Офицер вытягивает руку в мою сторону — острие клинка хищно на меня смотрит.

Шаг…

Жду. Рано еще атаковать… пусть ближе подойдет.

Еще шаг.

Ну! Давай же!

Ладонь его руки вдруг разжимается — и сверкающая полоска металла устремляется вниз, к земле.

Кувырок — вытягиваю руку. И ладонь ощущает теплую рукоятку! Не успел его клинок на землю упасть…

А черный стоит. Покачивается — теперь уже совсем очевидно. Заводит правую руку за спину — и в ней появляется мой нож. Вот, значит, как… он в ране остался!

Колени офицера подгибаются, он делает пару шагов в сторону. Все, готов… в его глазах уже не видно ничего осмысленного.

Не знаю зачем, но я шагаю ему навстречу. С каким-то шелестящим звуком выпадает из руки оппонента «шварцмессер», а сам он тяжело валится на меня. При этом его правая рука касается рукоятки «серебряного листа». Он как-то дергается, пытаясь сжать пальцы, — но все, это уже конец.

Опускаю на землю тело черномундирника.

Финиш…

И — тишина.

Стоявшие вокруг хорны не произносят ни одного слова. Они словно чего-то ждут.

Поднимаю с земли свой нож. Он весь в крови — даже рукоять вся заляпана. А вот, кстати…

И я протягиваю руку к переводчику:

— Дай флягу.

У него на поясе действительно висит самая обыкновенная фляга в матерчатом чехле. Стандартная, такие в армии США используют с незапамятных времен.

Ни слова не говоря, он снимает ее и протягивает мне.

— Полей! — и вытягиваю нож, чтобы смыть с него кровь.

Зачем?

А что, простите, мне делать, когда вокруг стоят не самые дружелюбные «товарищи»? Оскалив зубы, броситься на них с ножом? Ну, кого-то одного я точно положу — этим все и закончится. Его товарищи тотчас же шарахнут из «метел».

И все…

А так… они могут подумать, что я исполняю некий ритуал, связанный с только что завершившимся поединком. У них-то они точно есть, а у нас? Твердо знать хорны этого не могут, но вот предположить такое — запросто.

Главное — действовать уверенно и не выказывать страха перед окружающими. Их командир — здесь и сейчас — наивысшая власть для подчиненных. А кем станет человек, который его побил в честном бою? В случае с капитаном — все ясно. Но так это на море! И потом, капитан… для хорнов это почти живой бог. Личность, можно сказать, наивысшая для любого рядового матроса. Офицер — так и тот хозяин жизни низшего чина, а уж тот, кто стоит даже и над офицерами…

А что сделает офицер? В данной ситуации, имею в виду?

Протягиваю опустевшую флягу владельцу, убираю нож в ножны.

Хорны стоят, по-прежнему не произнося ни слова.

Наклоняюсь к телу погибшего и снимаю с пояса ножны. Щелчок — и «серебряный лист» занимает свое место. Он фиксируется там пружинной защелкой, так что потерять клинок в любой кутерьме практически невозможно — сам он никогда оттуда не выскочит. Расстегиваю свой ремень и подвешиваю трофейный уже на него.

И только после этого поднимаю взгляд на переводчика.

— Застегнись… — палец левой руки указывает на ворот куртки.

Автоматически он тянет руку к вороту, застегивает куртку.

— Хаэ-но!

И серые моментально приходят в движение!

Круг распадается — и все они тотчас же выстраиваются в две шеренги. Лязг металла — и их оружие прижато к груди так, что стволы «метел» приподнимаются над левым плечом. Что-то типа строевой стойки.

Поднимаю с земли «Глок», вытаскиваю из подсумка запасную обойму и перезаряжаю пистолет.