– Однако ж вчера на мой прямой вопрос вы ответили, что конкурентов у меня нет. Выходит, солгали? Ну и как я это должен расценивать? Я ведь вам доверял.

– Господин Вали, я никогда не мог даже подумать, просто предположить, что какой-то отвратительный мордобой может стать конкурентом настоящему искусству. Мне такое и в голову не могло прийти! Поверьте! Это просто... Просто... Чудовищно! Падение нравов.

Падение-то оно, конечно, падение, как без этого, но вот только он, как руководитель и представитель клана, обязан был принять в расчет и этот фактор точно так же, как он берет колебание цен на бирже или объем добычи меди на каком-нибудь астероиде.

– Хорошо, – проговорил он. – Я рискну вам поверить еще раз. В последний. Но предупреждаю, если проверка выявит ваше хотя бы косвенное...

– Не выявит! Я к этой грязи ни кончиком пальца!

– Тогда пенять придется только на себя самого, – невозмутимо закончил Воробышек. Уж чего-чего, а клевать он умел.

– Уверяю вас!

– Хорошо, допустим. Но я хочу, чтобы с сегодняшнего дня вы это взяли под контроль. А лучше того, – он коротко задумался, – Питер, вы же специалист. Массовые мероприятия – ваш конек. Почему бы нам с вами не поднять этот примитивный мордобой на новый уровень? А? Как вы на это смотрите?

Вот в этом, наверное, и заключается высшее искусство руководителя, когда его подчиненный от изумления и радости только и умеет, что открывать рот. Во всяком случае Грегори Вали в этот момент испытал наслаждение.

– Надеюсь до конца дня услышать ваши соображения по этому поводу, – торжественно заключил он.

– Да, конечно. Я понял. Спасибо вам. Я все сделаю. Не сомневайтесь. Лучший мировой опыт. У меня есть знакомые. Великолепные, настоящие профессионалы. До конца дня я подготовлю предложения.

– Свободны, – оборвал этот словесный поток Воробышек.

Очередная административная победа произошла.

Эмма явно постаралась. Меню превосходило воображение. Она сама просто цвела в своем розовом с алой вышивкой вечернем платье, на фоне которого очень выигрышно смотрелись бусы из матово-белого не по-земному крупного жемчуга – подарок мужа на день ангела в первый год их совместной жизни. Эмма тогда уже была беременна их первенцем. Преисполненный благодарности маэстро лично исполнил в честь хозяйки на самом деле изумительную пьеску, в одиночку отыграв ее на сдвоенной скрипке, показав настоящее мастерство.

После окончания номера, когда он торжественно объявил, что произведение исполняется впервые и, больше того, сочинено только сегодня, вечер вдруг покатился красиво и легко, в чем Воробышек изначально сильно сомневался. Трое его людей попеременно издали следили за Эммой, отслеживая самый крохотный вариант супружеской измены, хоть даже намек на нее, но ничего подобного не происходило.

Заняв угол в огромном холле, музыканты зажигали, свинговали и импровизировали, явно получая удовольствие от самого процесса. Похоже, что это было одним из лучших их выступлений. Гости живо, с не заказным энтузиазмом реагировали. Некоторые из них вчера вопили возле ринга, демонстрируя совсем иные эмоции. А сегодня – откуда что берется? Где душа и где стихия? Грегори старался быть с гостями любезным, как то и положено хозяину, но всякую секунду ждал от наблюдателей неприятного сообщения.

И дождался. От жены. Когда она, заговорщически подмигнув, потянула его в центр – танцевать.

– Вообще-то, – проговорил он, – я не собирался.

– Милый, пожалуйста.

– Но если ты хочешь...

– Пока да.

– Извини? – неприятно удивился он.

– Мальчик.

– Что?

– Через полгода. Так мы танцуем?

Облегчение обрушилось на него обвалом. Хотя какое облегчение может быть от обвала? Его настроение скачком прыгнуло вверх. Мальчик! У него скоро будет еще один сын! Кроме всего прочего это еще означало, что он, свято выполняя завет прародителя относительно обильного продолжения рода, существенно укрепит свое положение в клане. К тридцати годам у него будет трое детей!

– Шампанского! – крикнул он слуге и кинулся танцевать, прилюдно страстно прижимая жену и целуя ее в мочку уха.

Музыканты, подхватив его настрой, вжарили с новой силой. Гости, не понимая суть происходящего, тем не менее поддержали хозяев, и в зале началась вакханалия. Такой пляски этот дом еще не видывал. Да и вообще-то мало кому приходилось танцевать под джазовую музыку, до того насыщенную страстью и, если можно так сказать, городской дикостью, что от одного звука ее сердце заходится, а что уж говорить о танце, когда ему отдаются душа и тело. Когда руки и ноги мечутся, подчиняясь не рассудку, но страсти. Когда тело испытывает радость от усталости, от самого напряжения, переполняющего его, живет им и словно не может насытиться. И прибавляло в это перца то, что сам Грегори Вали, непривычно, невиданно раскрепощенный, отплясывает со своей супругой так, будто соблазняет ее, да не как жену, а как... Как в первый, самый неистовый раз. Как влюбленный, а не законный супруг и отец.

Многие из присутствующих тут находились либо в подчинении, либо в зависимости от Воробышка, из-за этого, естественно, недолюбливали его, завидовали и злословили в его адрес, но сегодняшнее действо если и не совсем примирило их с ним, то уж во всяком случае позволило увидеть в нем человека, успешно скрывавшегося под маской холодного и расчетливого бизнесмена, причем бизнесмена удачливого и – из-за его большого и богатого семейства – непотопляемого.

– Спасибо, – устало и чуть шутовски поклонился жене запыхавшийся Вали, одновременно давая отмашку музыкантам прекратить играть. Сил для продолжения танца у него больше не было. А ведь впереди еще ночь!

Застоявшиеся с полными подносами слуги заспешили по залу, разнося шампанское. Настоящее, с Земли. И потому очень-очень дорогое. Кое-кто из присутствующих пробовал его считаные разы в своей жизни, хотя бедняков – музыканты не в счет – тут не имелось.

Довольный и раскрасневшийся Вали поднял руку, призывая ко вниманию.

– Тост! – крикнул он. – Предлагаю выпить за мою прекрасную жену Эмму! За тебя.

Долго перезванивался хрусталь, наполненный игристым вином. Каждый хотел лично засвидетельствовать свое восхищенное почтение супруге хозяина сегодняшнего вечера и всей Асторы. Каждый старался произнести хоть несколько лестных слов, находя все новые оттенки и грани ее чудного обаяния и красоты, исключительных душевных качеств и доброты. И все при этом говорили с подтекстом, если не с двумя, а то и тремя. Угодить хозяйке, постараться ей запомниться и, на всякий случай, заручиться возможной поддержкой; супруг ее порой бывал слишком крут в своих решениях. Ну и, конечно, чтобы вышеозначенный объект увидел и услышал, что его тост-приказание выполняется исправно и со всевозможным тщанием.

Невольно конец этой затянувшейся церемонии положил сам Вали, заметив подтянувшихся к Эмме трех офицеров в форме Управления. Он совсем забыл про них, и теперь хотя бы правила хорошего тона требовали уделить им толику внимания.