class="p1">– Я может и не самый умный, но бабушка всегда говорила, не бросай того, кому грустно или больно.

– Ваша бабушка добрая женщина, ей, наверное, непросто живется…

– Никого другого, кто бы так любил жизнь, я не встречал.

* * *

– Мария, мы должны предпринять хоть что-то!

– Что, мама, что мы можем сделать?

– Но ведь Альберт твой сын! И мой внук.

– Единственное, что можно сделать – это пойти к ним и сказать, что он болен и не может отвечать за свое поведение.

– И окончательно его раздавить?

– Зато он будет дома.

– Или его отправят на лечение, после такой-то выходки! Нет, Мария, мы не можем этого допустить.

– Это ты, мама, ты все это допустила. Я понятия не имею, кто эта девушка, откуда она взялась, как долго они были вместе, ведь Альберт все время бежал к тебе, как только получал повестку от ПППП, к тебе, мама, не ко мне! А теперь вот это. Я столько сил потратила, чтобы устроиться на приличную работу, думала, наконец, мы станем жить нормально. Переедем отсюда! Скоро все узнают, и я потеряю место! На что мы станем жить???

– Мария, успокойся. Мы справимся. Я пойду туда. Я верну его.

– Что ты несешь? Кто станет тебя слушать?

– Станут.

* * *

– Нравится Вам цветок, Алекс?

– Очень мил. Как его зовут?

– Не понимаю…

– Вы не придумываете имена цветкам?

– Не приходилось еще, но мне нравится идея. Как бы Вы его назвали?

– Цирцея. Такой беззастенчиво прекрасный, а под лепестками притаилась ревность, тоска и страх.

– А Вы, стало быть, Одиссей?

– А Вы, стало быть, любите греков?

– Нет. Не люблю.

– У меня дежавю.

– Расскажите?

– Это не связано с потерей памяти. Просто одна девушка уже сравнивала меня с Одиссеем.

– Опишите мне ее.

– Давайте блокнот.

Глава 20. Персонажи. Валерия

Горы. Горы. Горы. Пять часов уже горы. Невыносимо. Я не могу больше видеть то, чего скоро лишусь. А я уверена, интуиция редко предает мое племя, что скоро потеряю их навсегда. Хотя, я не прочь ошибиться. В этот раз не прочь. Зачем я это устроила? Еще и с идиотским прощанием в «Карпатине». Да уж. Вспомнить страшно. Игорь еще с месяц будет травить байки туристам. О чем я только думала?

* * *

– Мадам, позвольте угостить Вас?

– Ты кто такой?

– Я Джеймс.

– Не местный? Да. Отвратительно глупо. Конечно, ты не местный, Джеееймс. – Парень улыбнулся, дивясь на Валерию. За свою средневозрастную жизнь Джеймс еще не видел, чтобы женщина так отчаянно танцевала.

– Простите, мадам. Ваш танец… Лишил меня покоя. Это… Это было здорово.

– Здорово? А получше эпитета у тебя не нашлось?

– Простите… Я не писатель.

– И слава Богу! И не называй меня мадам! Мы не во Франции.

– Это точно.

– Так откуда ты, мой красноречивый друг?

– Заокеанье. – Валерия присвистнула.

– Далековато забрался.

– Я познаю себя и мир.

– Именно в этом порядке?

– Что?

– Так тебя больше интересует мир или ты сам?

– Ну… Наверное, все-таки мир… Хотя… Можно я достану камеру?

– Ты репортер?

– Нет, что вы. Любитель. Хотя у нас в Заокеанье это почти одно и тоже. Репортеров почти не осталось. Зачем они нужны, когда камера есть у каждого?

– Действительно. А зачем нужны бармены, если купить бутылку может любой? – Валерия расхохоталась и отсалютовала Игорю. – Эй, Игорь! Ты только послушай! Скоро твоя профессия исчезнет. И забудется. И все только потому, что Джеймс купит бутылку! – Джеймс неловко улыбался. – Так что, друг мой, сколько лет жизни ты потратил на то, чтобы познать себя?

– Да немного. Всего три. До этого я продавал машины. Но все опостылело. И я собрал чемодан. Снял со счета наличные и отправился колесить по свету.

– Ты заучил это, как резюме?

– Если честно, да.

– Заметно.

– Только Вам.

– Остальные тебе просто стеснялись сказать. Но мы в Брашове из другого теста. Пробовал ковриг?

– Да. Очень вкусно.

– Как бы ты мог описать свои ощущения?

– Очень вкусно. Аппетитно.

– Все?

– А что еще?

– А то, что мне невыносимо думать, что миллионы людей похожи на тебя, в то время, как и сотни не наберется, похожих на него.

– Вы о ком?

– Забудь. – Игорь! Настойки нашему заокеанскому другу!

* * *

– Что это за мазня, Алекс?

– Фуу… Доктор, где Ваши манеры?

– Я попросила Вас описать мне ее. А это что? Рисунок?

– Ну да. Как там говорится, талантливый человек талантлив… Зачем тратить слова, пытаясь извлечь прошлое из темноты? Изображение не оставляет пространства фантазии, тем оно и ценно в нашем с вами случае.

– Не увиливайте, Алекс. Я думала, мы будем сотрудничать.

– Нет, не будем. Какой смысл?

– Вы еще не поняли, насколько серьезна эта игра? – Доктор София поправила очки, мысленно заставляя себя успокоиться. Ну что за кретин? Еще не осознал, что для него уже все потеряно.

– Доктор, Вы заставляете меня думать, что все потеряно. Хотите заставить.

– Да мне и не придется, потому что это правда. Вы не выйдете отсюда. – Алекс вздохнул. – Печальная новость для того, кому не куда идти.

– Ой, не прибедняйтесь, господин писатель. Вы прекрасно осведомлены о наших рычагах давления.

– Вы не ограничители, а какой-то ку-клукс-клан.

– Я бы Вас попросила!

– А то, что? Пожалуетесь Вашему патрону со стальным взглядом? – София загадочно улыбнулась. – Возможно, но сейчас он немного занят. У него допрос. Он с одной интересной девушкой. Она историк. – Алекс впился в Софию взглядом. – И не надо так смотреть. Вы же умный мальчик. Ну что, будем писать сегодня? – Алекс схватил блокнот.

– Какого эксперимента Вам хочется, доктор?

– Опишите мне ее. Ту девушку, которая сравнивала Вас с Одиссеем.

– Вам когда-нибудь говорили, доктор, что Вы очень настырны?

– Это качество особенно ценит мое руководство.

* * *

– Ах, Лола, я бы Вас даже отпустил. Но потерпите немного. Всех нас очень скоро ждет интереснейший эксперимент.

– И в чем его суть?

– Человек науки всегда зрит в корень. Вы мне нравитесь.

– Вы меня пугаете, господин Главный ограничитель.

– Не бойтесь. Осталось потерпеть самую малость. – Человек в серой мантии старался выглядеть человечным, что-то в этой девушке привлекало его, а такого не случалось уже очень-очень давно, тем сильнее была ненависть к этому баловню судьбы с феноменальными способностями. Ограничитель улыбнулся. Ему даже показалось, что Лола сглотнула. Девчонка боится. Тем лучше.

– Знаете, человечный отрицательный персонаж, противоречит линии повествования.

– Вот! Все у этих писателей не как у людей. Почему отрицательный персонаж не может быть просто человеком? Ведь и у него есть мысли, которые терзают его и не дают покоя.