После обеда Такуми решил, что нам надо посоревноваться в фристайле.

— Толстячок, ты начинаешь, — заявил он. — А ты, Полковник Катастрофа, будешь задавать нам ритм.

— Дружище, я не умею рэп читать, — взмолился я.

— Ничего страшного. Полковник ритм тоже задавать не умеет. Ты попробуй просто, наговори чего-нибудь, а потом мне эстафету передашь.

Полковник сложил ладони рупором у рта и начал издавать страннейшие звуки, больше было похоже на пердеж, чем на басы, а я… м-м-м… начал читать свой рэп.

— Э-э-э, мы сидим в сарае, солнце садится на горизонте, в детстве в «Бургер Кинг» я ходил в короне, блин, у меня не стихи, а говнище, пусть продолжает Такуми-дружище.

Такуми продолжил без пауз:

— Ох, Толстячок, приятель, не знаю, готов ли начать я, но я, как Эдвард Руки-ножницы, порву твою нежную кожицу, вчера я пил и икал и икал, ритм Полковника — полный провал, но когда я беру микрофон я слышу, что у девочек влет сносит крышу, я и за Японию, я и за Бирмингем, да, я желтокожий, но нет проблем, меня в детстве дразнили, но мне лично по фигу, как и телкам, чей я любовник.

Влезла и Аляска:

— Ах, ты опять наехал на женский пол, тебе бы в жопу вставить кол, ты уверен, что я и рэп читать не умею толком, но от моих слов просто бьет током, и если ты не прекратишь свой гон, ты сдохнешь, как античный Вавилон.

Такуми снова взял слово:

— Если моя рука соблазнит меня, я ее отсекаю, я от девчонок, как старики от подагры, страдаю, черт, как-то испортились мои стихи, Лара, прошу, помоги.

Лара говорила тихо и медленно, и с ритмом у нее было еще хуже, чем у меня.

— Меня зовут Лара, и-и я и-из Румынии, ой как трудно-то. Один раз я была в Албании. Я люблю ездить в маши-ине Аляски, но не очень хорошо говорю по-англи-ийски, я говорю так, как будто у меня горло боли-ит, зато сразу понятно, что я космополи-ит. Ох, не знаю, что сказать еще, пусть на этом будет уже все.

— Я бомблю, как Хиросима или даже Нагасаки, девчонки все считают, что я крутой, как Рокки, я пью саке, чтобы не забыть, кто я такой, дети меня не понимают и думают, что я тупой, я не маленький, но и не качок, и не такой болван, как Толстячок, я, блин, лис, а это моя команда, и мы жжем реально как надо. Ну и все.

Полковник завершил наш фристайл шумным битбоксом, и мы все захлопали сами себе.

— Аляска, ты нас порвала просто, — со смехом сказал Такуми.

— Я дам всегда защищаю. И Лара мне помогла.

— О да.

А потом Аляска решила, что, хоть еще и не стемнело, уже пора надраться.

— Может, не слишком удачное решение — второй вечер подряд пить? — попробовал возразить Такуми, когда Аляска взялась за вино.

— Но на удачу рассчитывают только обсосы. — Она улыбнулась и поднесла бутылку к губам.

На ужин у нас было печенье с солью и кусок чеддера, который притащил с собой Полковник, мы запивали его теплым розовым из бутылки. А потом сыр кончился — что ж, больше «Земляничного холма» влезет.

— Надо сбавить обороты, или меня вырвет, — констатировал я, когда мы допили первую бутылку.

— Прости, Толстячок. Я не заметил, чтобы кто-то силой держал твою пасть открытой и вливал туда вино, — ответил Полковник, швырнув мне бутылку «Маунтин дью».

— Ты слишком милосерден, если называешь это говно вином, — отрезал Такуми.

А Аляска вдруг объявила:

— Лучший день/худший день!

— Чё? — удивился я.

— Если будем просто пить, мы все сблюем. Поэтому, чтобы замедлить ход, поиграем в одну игру. Лучший день/худший день.

— Ни разу о такой не слышал, — ответил Полковник.

— Это потому, что я ее только что выдумала. — Аляска улыбнулась.

Она легла на бок поперек двух тюков сена, предзакатный свет подчеркнул зелень ее глаз, а ее загар в последний раз напомнил об ушедшей осени. Она лежала приоткрыв рот, и я подумал, что она уже, наверное, пьяна, когда заметил ее взгляд — она была где-то далеко. Глаза пьяные и стеклянные, отметил я и, лениво любуясь ею, подумал, что да, наверное, я и сам слегка нетрезв.

— Клево! А как и-играть? — спросила Лара.

— Каждый рассказывает про лучший день в своей жизни. Кто рассказал самую классную историю — может не пить. А потом все рассказывают про самый плохой день, и опять — кто круче, тот может не пить. И так далее — что там на втором месте самое хорошее и самое плохое, пока кто-то из вас не сдастся.

— А с чего ты взяла, что это будешь не ты? — поинтересовался Такуми.

— Потому что я и пью лучше всех, и рассказываю лучше всех, — ответила она. С такой логикой трудно было спорить. — Ты начинаешь, Толстячок. Лучший день во всей твоей жизни.

— Гм… А подумать минутку можно?

— Если думать приходится, значит, все было не настолько-то и хорошо, — отметил Полковник.

— Пошел ты.

— Ой, какой нежный.

— Самый лучший день в моей жизни — сегодня, — начал я. — Подробности таковы: я проснулся рядом с очень красивой девушкой из Венгрии, было холодно, но не слишком, я выпил чашку едва теплого растворимого кофе и поел хлопьев без молока, а потом мы с Аляской и Такуми гуляли по лесу. После чего мы играли в блинчики на реке, может, звучит это глупо, но это не глупо. Я не знаю. Вот солнце сейчас такое, тени длинные, а свет такой яркий, но мягкий, как бывает перед закатом, понимаете? В таком свете все кажется лучше, красивее, и сегодня как бы все как раз в таком свете. Ну, то есть я ничего не делал. Я просто сидел, смотрел на Полковника… что там еще… Да не важно. Просто отличный день. Сегодня. Лучший день в моей жизни.

— Ты думаешь, что я красивая? — спросила Лара и стыдливо засмеялась. Я подумал: Сейчас хорошо бы посмотреть ей в глаза, но не смог. — Но я из Румынии!

— Блин, твой рассказ оказался куда лучше, чем я предполагала, — призналась Аляска. — Но я тебя все равно сделаю.

— Давай, детка, — сказал я.

Подул ветер, склоняя к земле высокую траву за сараем, и я накинул спальник на плечи, чтобы не замерзнуть.

— Самый лучший день в моей жизни был девятого января тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Мне было восемь лет, мы с мамой поехали в зоопарк. Мне понравились медведи. А ей — обезьяны. Отличнейший день. Конец.

— И все? — удивился Полковник. — Лучший день всей твоей жизни?

— Ага.

— А мне нрави-ится, — сказала Лара. — Я тоже люблю обезьянок.

— Слабовато, — оценил Полковник. А я подумал, что это не история слабая, а опять Аляскина нарочитая туманность, она просто в очередной раз решила продемонстрировать свою таинственность. Но хоть я и не сомневался в том, что она поступила так намеренно, я не мог понять: Что, блин, такого хорошего в зоопарке?