Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вкратце наставление было таким: не совершай поступков, губительных для твоего духа. Относись к своему физическому телу как к святыне. Уважай мнение других. Люби близких и ближних, как самого себя. Впрочем, как сказал Михаил, я был волен не выполнять их наставления, потому что являюсь человеком со свободным волеизъявлением.
«Многие предпочитают не следовать нашим советам», — сказал Рафаил.
«Слишком многие», — согласился Михаил.
Рафаил уверил меня, что если я последую их наставлению, ниспосланному во время ОСП, я помогу и другим найти свой путь. И даже больше.
«Ты тоже найдешь свой путь».
Беседа с ангелами о наставлении облегчила мне душу. Я понял, что моя жизнь не предопределена, и никто не принуждает меня идти на перемены, о которых сообщили духовные существа, повстречавшиеся мне. Вернее говоря, их наставления были не приказами, а советами.
Я был свободен делать все, что хочу. Свободен!
Эта идея реализации свободной воли подсказала мне: ошибки, которые я до сих пор совершал в жизни, не были запрограммированы, чтобы преподать мне урок. Я осознал, что моя интуиция и отношения с уважаемыми мною людьми и были всегда тем самым ценным наставлением. Некое наставление, но со знаком минус, я получал также от тех, кто запутался в жизни, когда испытывал на себе последствия ошибочных решений других или резкую критику, и вносил коррективы в мой путь. Например, многие сказали бы, что с того дня, когда я понес отцовское наказание, во мне сформировалось стойкое убеждение, что никто и ничто не имеет права меня оскорблять или наказывать.
Моя память сохранила яркое воспоминание о еще одном похожем событии — оно стало важнейшим в моей юности.
Через четыре недели, как мой отец стал со мной заниматься, мать пошла в школу на родительское собрание. Учителя отзывались обо мне отнюдь не лучшим образом. На собрании моя мать выразила надежду, что однажды я стану врачом. Директор презрительно рассмеялся. Громко и сердито он сказал ей: «Вы действительно думаете, что ваш сын сможет когда-нибудь стать врачом?»
Это публичное унижение настолько возмутило и расстроило мою мать, что она расплакалась. Я сидел рядом и пришел в ужас от ее реакции. Я знал, что директор не ошибается насчет моих шансов поступления в мединститут. Очевидно, что в те годы моей жизни успехи вели меня путем, противоположным медицине. Но я понимал, что унижение моей любимой матери — это совершенно непростительный поступок с его стороны.
В тот день, после негативной оценки директора, я решил, что обязательно выучусь на врача, что моя мать никогда не услышит обо мне ничего плохого. Мне было шестнадцать лет, и мои оценки были ниже средних, но я решил, что исправлюсь, и однажды мать увидит мой медицинский диплом.
К семнадцати годам я получил предложения от двух мединститутов и стал учиться в Нью-Дели.
Моя беседа с ангелами о наставлении помогла понять, что ни одно из этих событий не было предопределено. Нет, в моем желании добиться успеха в жизни воплощалась моя свобода воли. Вдохновляясь размышлениями о правильном применении свободы воли, я был готов к наставлениям духовных существ.
И как только я дал свое согласие, так тут же все завертелось.
На этой неделе анестезиологи нашей больницы обедали и говорили о делах. Каждые три месяца, согласно традиции, мы собирались в отдельном зале лучшего мексиканского ресторана в городе. Пока мы смаковали «маргариту», один из наших коллег выступал с неофициальной презентацией финансового отчета за предыдущий квартал. Нас интересовала только бухгалтерская сводка — сколько денег заработал каждый из нас, о чем выступающий всегда упоминал в первые тридцать секунд своего выступления. Далее мы слушали вполуха, поскольку подсознательно уже прикидывали, на что потратим доходы, которые текли в нашу жизнь рекой.
Так было и на этот раз. Мы расселись за столом и радостно слушали, как ведущий объявляет о превосходных финансовых показателях за квартал. Когда он закончил свое выступление и все принялись заказывать блюда, я взял слово.
Мои ладони вспотели, и, похоже, у меня был крайне встревоженный вид, потому что пара врачей, без умолку болтающих на всех презентациях, тут же умолкла. Тишина всегда раздражала меня. Я уже говорил, что не люблю публичных выступлений, а учитывая, что я собирался объявить о своем решении — уволиться с работы в силу духовных соображений и желания стать целителем, — я занервничал больше обычного.
Я откашлялся.
«Сегодня я увольняюсь, — сказал я. — Каждый из вас знает о духовном опыте, пережитом мной во время операции. Теперь я хочу изменить свою жизнь».
Все анестезиологи слышали про мой опыт от друзей, или медсестер в больнице, или от меня лично. Похоже, что мое заявление никого не взволновало, но мой напарник в анестезиологическом кабинете, который мы организовали помимо работы в больнице, задал мне вопрос: собираюсь ли я продолжать работать в группе анестезиологов?
«Нет, — сказал я. — Я собираюсь специализироваться в целительской практике осознанности, в частности в сфере зависимостей, депрессии и хронической боли. Хочу вплотную заняться изучением медитации и целительских практик. Я не говорю, что обезболивающих не будет, но в этой целительской практике они не будут главенствовать».
Я говорил бы и дальше про обезболивающие и их принципы действия, но мои слушатели догадались, о чем речь. Не хуже меня они были осведомлены о том, что обезболивающие, выписываемые нами, нередко становятся проблемой, а не решением проблемы, облегчают боль в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной вызывают зависимость. Попасть в кабалу к обезболивающим по рецепту является зависимостью номер один в Америке, и многие из зависимостей начинаются именно в анестезиологических кабинетах.
Мне было бы легче всего свалить на врачей вину за эти наркологические проблемы — врачи с готовностью предлагают заглушить боль сильнодействующими препаратами. Но это было бы нечестно. Хотя многие хронические боли снимаются более слабыми обезболивающими препаратами (или вообще другими методами), многие пациенты глотают эти таблетки, лишь бы получить быстрый результат. Они не хотят сбрасывать вес, медитировать или заниматься спортом, чтобы убрать боль. А что же доктора? Они потакают больным и надеются вылечить процедурами и лекарствами, потому что их самих так учили в институте. Чем больше пациентов примет врач, тем больше денег заработает. Чем больше он назначит процедур, допустим обезболивающих уколов, тем больше заплатят ему страховые компании. Почему бы врачам в капиталистическом обществе не поправить свое финансовое положение и не подыграть своему пациенту, тем более что он сам этого хочет? Проблема в том, что обезболивающие как легкий источник дохода — это гремучая смесь, часто приводящая к порочному кругу и заканчивающаяся зависимостью и депрессией для пациента и глубоким разочарованием — для добросовестного врача.
Я мог бы прочитать доклад на эту тему, но сейчас было неподходящее время. Я просто хотел уволиться.