Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно, — говорит Бентон. — По-моему, я их видел.
— Он смотрел прямо на тебя, когда ты выезжал на своем спорткаре вчера в четверть четвертого пополудни, — сообщает ему Люси.
Мы входим в препараторскую, просторное помещение с постом охраны, электронными платформенными весами и целой стеной массивных стальных дверей, ведущих в холодильные камеры и встроенный морозильник.
— Ты о чем? — спрашивает Бентон, обращаясь к моей племяннице.
— Такая дальняя дорога, метель, а ты даже не ввела его в курс дела? — Люси поворачивается ко мне. Когда она в таком вот настроении, иметь с ней дело нелегко.
«Она ведь тоже тебя знает, — раздраженно думаю я. — Знает так же хорошо, как ты знаешь ее». Люси прекрасно известно, с каким упрямством я держу при себе то, что не дает мне покоя. Знает, что я нахожусь в таком состоянии с самого отъезда из Довера. Глупо, конечно, не поделиться деталями, с которыми Бентон мог бы помочь. Более проницательного психолога я не знаю, и он, конечно, заметил бы многое, просмотрев короткую запись, сохранившуюся в наушниках мертвеца.
Вместо этого я увлеклась рассказом об АПИ, потому что думала только о Бриггсе. Я не могу пройти мимо того, что случилось утром, и того, что произошло много лет назад, потому что начатое им тогда никак не заканчивается. Он знает об этом темном уголке моего прошлого, который закрыт даже для самых близких, и какая-то часть меня никогда не простит его за этот уголок. Именно Бриггс придумал послать меня в Кейптаун. Такой у него был замечательный план.
— Они с борзой прошли мимо вашей дорожки за несколько минут до того, как он умер. — Люси рассказывает Бентону, но смотрит на меня. — Если бы ты не уехал, то услышал бы сирену и, скорее всего, вернулся бы посмотреть, что случилось, и, может быть, делился бы сейчас с нами какой-то ценной информацией.
Она смотрит на меня, как на тот темный уголок, и я снова повторяю себе, что ей ничего о нем не известно, что о его существовании не знают ни Люси, ни Бентон, ни Марино, ни кто-либо еще. Все документы, кроме тех, что забрала я, были уничтожены. Бриггс пообещал мне это, когда я уходила из Института патологии и собиралась переезжать в Вирджинию. К тому времени отчеты уже пропали. Комбинацию цифр на моем замке от сейфа Люси не знает. И Бентон тоже не знает. Никто не знает.
— Загляни в лабораторию, — обращается племянница к моему мужу, — покажу видеофайл.
— Ты ведь его не видел. — Я тоже обращаюсь к Бентону, потому что не уверена, видел ли он запись. Бентон ведет себя так, словно ничего не видел, но, может быть, это только игра, еще один маленький секрет.
— Не видел, — отвечает он, и это похоже на правду. — Но хочу посмотреть. И посмотрю.
— Так странно, что и ты там оказался, — говорит Люси. — И ваш дом тоже туда попал. Жутковато. Мне даже не по себе немножко стало, когда все это увидела.
Ночной дежурный за стеклянным окошком кивает нам, но из-за стола не выходит. Его зовут Рон. Крупный, мускулистый темнокожий мужчина с коротко постриженными волосами и хмурым взглядом. Меня он то ли боится, то ли недолюбливает. Сразу ясно, что его инструктировали не покидать пост и ни с кем не любезничать. Можно только представить, что ему довелось тут услышать. Снова вспоминается Филдинг. Что с ним? Каких бед он натворил? Какой ущерб причинил всем нам?
Я подхожу к окошечку и проверяю регистрационный журнал. После трех часов дня в морг поступило три тела: жертва ДТП, мужчина, умерший от огнестрельного ранения, и неизвестная, задохнувшаяся под надетым на голову пластиковым пакетом.
— Доктор Филдинг здесь? — спрашиваю я.
Бывший военный полицейский, он неизменно аккуратен и подтянут. Форма на нем темно-синяя, с американским флагом, нашивками Службы медэкспертизы Вооруженных сил на плечах и латунным значком ЦСЭ на рубашке. Выражение лица настороженное и ничуть не смягчается, когда он докладывает, что не видел доктора Филдинга. Потом добавляет, что Анна и Олли на месте, а больше никого нет. Нет даже дежурного медэксперта, Рэнди. Все это излагается на одном дыхании, бесстрастно, с повторяющимся через слово «мэм», которое звучит абсолютно холодно, равнодушно и снисходительно. Как же оно надоело мне еще в Довере. По причине непогоды Рэнди работает дома, продолжает Рон. Очевидно, добро дал Филдинг, хотя это не положено и является прямым нарушением установленных мною правил. Дежурный медэксперт не может работать дома.
— Мы будем в рентген-кабинете, — говорю я Рону. — Если кто появится, найдете нас там. Но прежде чем кого-то пропускать, дайте мне знать и дождитесь подтверждения. Придет доктор Филдинг, тоже сообщите. И вообще, кто бы ни появился, я должна об этом знать.
— Да, мэм. При появлении доктора Филдинга я должен поставить вас в известность, — повторяет Рон, то ли сомневаясь, что правильно понял, то ли выказывая таким образом свое несогласие.
— Именно так. Без моего разрешения войти в помещение никто не должен. И такой порядок остается до моего особого распоряжения.
— Понял, мэм.
— Радио, телевидение? Никто не появлялся?
— Я слежу за этим, мэм. — На стене перед столом дежурного три монитора. Разделенные на сектора, они принимают сигналы от внешних камер наблюдения, расположенных в коридорах, у входов и выходов, лифтов и в вестибюле. — Знаю, что есть проблемы из-за мужчины, доставленного из парка. — Рон смотрит поверх моего плеча на Марино, как будто между ними существует некая договоренность.
— Хорошо. Теперь вы знаете, где мы будем. — Я открываю другую дверь. — Спасибо.
Длинный белый коридор с выложенным серой плиткой полом ведет к расположенным в логическом порядке помещениям. Первая остановка — комната идентификации, где поступающие тела фотографируют, где с них снимают отпечатки и личные вещи, которые укладывают в шкафчики. Следующая — рентгеновский кабинет с компьютеризованным томографическим сканером. Далее — секционный зал, «грязная» комната, вестибюль, раздевалки, антропологическая и бактериологическая лаборатории. Обогнув внутренние помещения, коридор заканчивается там, где начался, — в приемном отделении.
— Что известно охраннику о нашем клиенте из Нортон’с-Вудс? — спрашиваю я у Марино. — И почему Рон говорил о каких-то проблемах?
— Я ничего ему не говорил.
— Я спрашиваю, что он знает.
— Когда мы уезжали отсюда утром, Рона здесь не было. И я его сегодня не видел.
— Меня интересует, что ему сказали, — терпеливо повторяю я, потому что не хочу ругаться с Марино в присутствии остальных. — Ясно, что ситуация весьма деликатная.
— Перед отъездом я распорядился, чтобы все вели себя осторожнее, и предупредил насчет репортеров. — Марино на ходу снимает кожаную куртку.
Мы подходим к рентгеновскому кабинету. Красный свет над дверью указывает на работающий сканер. Без меня Олли и Анна начинать бы не стали, но таким образом они удерживают посетителей от проникновения в помещение, где уровень радиации выше безопасного.