Францию. Де Голль понял, что если он не предпримет шаги по сближению с СССР, то может остаться в стороне от решения важнейших международных проблем. Президент Франции был лично заинтересован в визите Хрущева, и Хрущев, осознавая это, пытался получить максимальные дивиденды.

В то время главой французских спецслужб был потомок белоэмигрантов и правнук Боткина, Константин Мельник-Боткин. По всеобщему признанию, именно Мельник реанимировал и удерживал французские спецслужбы на должном уровне.

Сделанный Мельником блестящий анализ ситуации в СССР сразу после смерти Сталина и, в частности, предсказанная им победа Хрущева произвели сильное впечатление на две главные американские разведорганизации — ЦРУ и «Рэнд Корпорэйшн». Последовало предложение приехать в Соединенные Штаты, где он несколько лет проработал в «Рэнд». Тем временем во Франции пришел к власти генерал де Голль. Назначенный премьер-министром Мишель Дебре пригласил своего друга Мельника координировать деятельность всех французских рыцарей плаща и шпаги. В те годы Мельник, как писала о нем газета «Монд», был одним из самых влиятельных деятелей Пятой республики. Он знал все секреты, держал в руках все ключи, пользовался абсолютным доверием. Безжалостный к власть предержащим сатирический еженедельник «Канар аншене» писал в те годы: «Среди ничтожеств Матиньонского дворца ярко светит звезда по имени Мельник».

Итак, в 1960 г. в Париж по приглашению де Голля должен приехать Никита Хрущев. Накануне визита представитель КГБ передает французской стороне список белых эмигрантов, которых следовало сослать в лагерь. Список возглавляли фамилия Мельника и князя Андронникова — личного переводчика де Голля. Хоть это и вызвало улыбки в Матиньонском дворце, но оставить без внимания эту заявку никто не решился. Вместо этого неугодных белоэмигрантов на месяц отправили отдыхать за счет правительства на Корсику, в лучший отель. О статусе Мельника и Андронникова советской стороне были даны дополнительные разъяснения.

Хрущева сопровождали два советских переводчика, которых рекомендовал бывший посол в Париже А. Е. Богомолов, а переводчица, Дина Бабкина, из советского бюро переводов должна была помогать супруге ген. сека.

В группе сопровождения Хрущева находился офицер Степан Карташов, который под прикрытием своего официального статуса должен был встретиться со своим завербованным агентом Жоржем Паком. Встреча состоялась на глазах у всех в специально построенном для Хрущева павильоне в аэропорту Орли, который навсегда получил название «Изба». Карташов увиделся с Паком за день до приезда Хрущева. Ему нужно было просто обозначить свое присутствие агенту, чтобы тот не сомневался, что все договоренности в силе.

Следующая встреча с Паком у Карташова состоялась в резиденции де Голля в Рамбуйе, на переговорах Хрущева с де Голлем, где присутствовали супруги обоих президентов. Тогда ни Пак, ни Карташов не предполагали, что эта встреча для обоих последняя.

Пак уважал Карташова и предпочитал, чтобы об изменении явок и паролей ему сообщал именно Степан. Карташов был единственным человеком, лично знакомым с семьей Пака и на короткой ноге общавшийся с его дочерью Аннэт.

Особенное доверие Карташов заслужил после того, как спас Пака от провала в ресторане «Сандерленд» в аргентинском портовом городе Росарио, где Пак перепутал и передал документы настоящей портовой шлюхе, а не агенту. Та, заподозрив неладное, уже практически была на пороге полицейского участка, когда Карташов успел перехватить ее и завести за угол. Документы он вернул, концы подчистил и о том, чтобы об этом узнал Джордж Пак, позаботился. У таких, как Пак, чувства благодарности и эмоциональной зависимости почти так же важны, как и идеологические мотивы, и этим обязательно надо было воспользоваться!

А вскоре после визита Хрущева во Францию разгорелся конфликт между СССР и США относительно статуса Берлина. Хрущев называл его столицей ГДР, полностью игнорируя ФРГ. К началу 1961 года было ясно: советские войска могут блокировать город. Но Запад не собирался с этим мириться, ведь к тому времени в объятия коммунизма уже упала вся Восточная Европа. Захват Берлина означал бы поражение в холодной войне. И в США разработали план ядерной бомбардировки СССР со стороны НАТО. Де Голль, как руководитель страны — члена альянса, узнал об этом и был в ужасе. Он тут же вызвал Мельника и попросил донести эту информацию до КГБ. Однако советские спецслужбы сочли это провокацией. Тогда де Голль пригласил советского посла и лично сообщил о возможности ядерного удара. Но тот лишь посмеялся: «Значит мы погибнем все вместе». В СССР не верили, что США зайдут так далеко.

На самом деле уже существовал официальный документ, где черным по белому было написано: «Нанесение ядерного удара по СССР в случае оккупации Берлина». К счастью, этот документ в КГБ передал пресс-атташе НАТО, гражданин Франции Жорж Пак. Он скопировал секретные документы, они легли на стол Хрущева, и тот испугался. Но проблема с Берлином оставалась, каждый день из восточной части люди бежали на Запад.

Раз нельзя захватить весь город, можно воздвигнуть границу. Стена была сооружена буквально за ночь. Это стало сюрпризом даже для тогдашнего руководителя разведки ГДР Маркуса Вольфа.

И такой ценный агент, «крестный отец» Берлинской стены, Жорж Пак, был арестован в 1963 году и приговорен к 20 годам тюремного заключения. Его арест был шоком не только для французских спецслужб, но и для КГБ. Кремль не смог вывести своего агента из-под удара, а это означало, что в застенках врага на 20 лет оказался «язык», развязать который не представляло труда, как минимум на «химических» допросах.

Не имея возможности хотя бы к физическому устранению Пака, надо было изыскать какие-нибудь другие рычаги воздействия для обеспечения его молчания. Тем более, что благодаря своим каналам КГБ вскоре выяснило, что судьбой Пака заинтересовался лично Жорж Помпиду, его друг юности. А это означало, что возможно медикаментозные воздействия во время допросов будут исключены.

В Генштабе КГБ СССР срочно занялись разработкой способа контроля над плененным Жоржем Паком.

И вскоре способ был найден…

8

В 4 утра в июне 1963 года на площади им. Дзержинского в центре Москвы было безлюдно. Только рядом с памятником великого чекиста маячила одинокая фигура дворника, подметавшего ребристую мостовую.

В возвышавшемся на площади здании, выполненном в духе зодчества Северной Европы XVII века, было приоткрыто окно на третьем этаже, и ярко горел свет в кабинете председателя Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров СССР (КГБ СССР) Александра Николаевича Шелепина.

За тяжелым столом сидел сам хозяин кабинета. Ему было неуютно и даже страшно от сложившейся ситуации, и, чувствуя свою беспомощность, он еще больше приходил в ярость. Хотелось схватить тяжелую хрустальную пепельницу со стола, обитого зеленым сукном, и изо всех сил запустить в стену или в голову, сидящего напротив ответственного за оперативную работу офицера внешней