Когда Тимофей Аристархович уже собрался уходить, приехал артист, как назвал моего единоутробного братца Тихий Псих. Ему тут же продемонстрировали фотографию, он подтвердил, что это был мой братец. Имени артиста Тимофей Аристархович не знал или не помнил, если его как-то при нем называли.

Костя сразу же стал орать, Амбардамян тоже стал орать, Тимофей схватил принесенную им еловую ветку, которую Аглая временно положила на тумбу в коридоре, и отхлестал ею артиста по смазливой физиономии. Эту акцию очень одобрил Амбардамян. Но он явно разозлился на Аглаю и сказал, что уходит. Константина он явно считал соперником. И не просто же так тот пришел к Аглае домой? Значит, давала повод думать, что можно прийти. Артист заявился с пустыми руками.

В общем, Амбардамян пошел одеваться, внутри квартиры они с Аглаей еще поорали друг на друга, а Тимофей Аристархович тем временем выпускал пар на отхлестанного веткой моего единоутробного братца, тот ему отвечал и обещал впаять иск за испорченную внешность. Тут вышел Амбардамян и объявил, что выступит свидетелем на стороне Тимофея Аристарховича, и пригрозил добавить, если Фрукту мало еловой ветки. Продемонстрировал кулак.

— Амбардамян врезал Константину Липонину или нет? — уточнил следователь.

Тимофей Аристархович покачал головой.

— А кто же ему тогда так физиономию расквасил? — поинтересовался Николай.

— Ему шишкой попало, ну и на конце ветка обломилась, в общем… Это я, — признался Тимофей Аристархович. — Вы меня теперь посадите?

— Нет, что вы, Тимофей Аристархович. Если бы у нас сажали всех мужчин, которые дерутся из-за женщин, то тюрьмы были бы переполнены и мест для настоящих преступников не осталось.

Признаться, у меня последнее заявление вызвало большое удивление. Я лично впервые живьем видела мужчину, который дрался из-за женщины. Причем этот мужчина совсем не походил на героев романов, которые я читала. Это был последний человек из окружения Аглаи, про которое она сама мне рассказывала, способный на такой поступок, то есть я так раньше думала. Вероятно, и сама Аглая так думала.

— И что было дальше? — спросил следователь.

— Саркис не успел уйти. Пришел сосед снизу. То есть Саркис вышел одетый, собирался уже вниз по лестнице бежать, а тут сосед поднимается. Саркис вначале подумал, что это еще один поклонник Аглаюшки. Он-то его не знает. Это мы знакомы. Мы с ним гуляли с его собакой пару раз, долго беседовали — это после того, как он меня от самосожжения спас. Он меня тоже в подъезд пускал, и мы с ним несколько раз дезинфицировали душевные раны. У него ведь тоже личная жизнь не складывается. Ему нужна женщина, которая любит собак, а почему-то попадаются одни кошатницы, и их кошки не ладят с его собакой. В общем, все опять стали кричать. То есть я не кричал. Кричал сосед снизу, который говорил, что ему в понедельник на работу, а у Аглаюшки опять гарем собрался. Саркис спросил, часто ли у Аглаюшки гаремы собираются. Сосед ответил, что если не каждую ночь, то через ночь. Саркис стал выяснять, что сосед имеет в виду. Потом сосед спросил, Саркис начистил артисту морду или не Саркис. Саркис — честный человек, ему не нужны чужие лавры. Он показал на меня. Сосед меня похвалил. А Саркис махнул рукой и ушел. Он был очень недоволен. А я понял, что у меня появляется шанс с Аглаюшкой.

— Так. Амбардамян ушел. Остались вы, Константин Липонин и сосед снизу. Так?

Тимофей Аристархович кивнул.

— Дальше что было?

— Роман — так зовут соседа — пригласил меня к себе немного выпить перед сном, чтобы успокоиться. Продезинфицировать душевные раны — он это так называет. Сказал, что мне не нужна Аглаюшка. Я был не согласен.

— С чем?

— Ну, выпить я пошел. Но чтобы убедить Романа, что мне нужна Аглаюшка. А раны… Они у меня теперь никогда не заживут…

— А Константин Липонин остался?

— Да. Когда мы уходили, он требовал, чтобы Аглаюшка оказала ему первую медицинскую помощь.

— А ваша ветка?

— Роман сказал, что ветку нужно взять с собой. Я вначале не понял почему, а он мне потом, уже у него дома, пояснил, что не нужно оставлять улики Фрукту. Мало ли что тому в голову придет. А ветка — это улика.

— Правильно сказал, — подтвердил следователь. — Вы ее унесли с собой?

Тимофей Аристархович кивнул.

— К тому же она потеряла всю свою красоту… Иголок почти не осталось… Я сегодня думал новую срубить для Аглаюшки…

Я не стала напоминать, что еловые ветки кладут и на могилы, но, думаю, Тимофей Аристархович и так сообразит, или, скорее, бабки подскажут, с чем идти на похороны.

— И что было дальше?

— Когда мы пили водку у Романа, наверху опять стали кричать. На этот раз две женщины и мужчина. То есть Аглая, еще какая-то женщина и мужчина. Мужской голос был артиста. Я вначале подумал, что это Нина Степановна, няня ребенка, но Роман сказал, что ее голос знает и она обычно никогда не встревает в скандалы.

— Она что, тоже, бывает, кричит? — удивился следователь. — На кого?

— Нет, Роман не говорил, что она кричит. Просто, что ее голос знает. Они же в одном доме живут. Он с собакой гуляет, она — с ребенком. Нет, он сказал: еще баба какая-то приехала. Баба-то откуда? Всегда мужики приезжают и делят Аглаю. Хоть бы ее кто-нибудь замуж взял. Я сказал, что я готов жениться. Роман ответил, что это не вариант, так как в таком случае мужики все равно будут толпами ходить. А ему нужно, чтобы муж Аглаю увез куда-нибудь подальше, например, в Лондон, где у нее отец. Я был против.

— И что за женщина приехала к Аглае Станиславовне?

— Я не знаю, я ее не видел. Роман сказал, что, наверное, это какая-то баба, которая возвращает своего мужика. А раз там артист, то, наверное, его и возвращает. А может, и другая какая-то другого мужика возвращает. У Саркиса жены нет, даже на родине. Да и не пошла бы восточная женщина так мужа возвращать. У них нормальным считается, когда у мужчины несколько женщин. Роман мне сказал, что не понимает, почему наши женщины хотят мужика себе заполучить раз и навсегда. Наверное, у него еще и поэтому не получается жениться. Вот если бы можно было на четырех сразу или хотя бы на трех, он бы обязательно уже женился. А так живет вдвоем с собакой.

— Они долго кричали?

— Нет, не очень. Потом женщина явно ушла. И я тоже поехал домой, пока транспорт ходит.

— А Липонин остался?

— Не знаю. Я же не видел. И женщина могла остаться. Просто орать перестали. У Романа в квартире их больше не было слышно. Никого.

— И вы поехали домой с веткой?

— Ветку я выбросил, — сообщил Тимофей Аристархович. — Мне Роман пояснил, где помойка, в которую нужно выбросить. Он сказал, что надо подальше от их дома. Мало ли… У них вообще-то мусоропровод, но есть площадка для крупногабаритного мусора, куда народ иногда курить ходит. Просто чтобы пообщаться. Из старой мебели там скамеечки соорудили. Но эта помойка не подходила. Я к пятиэтажкам завернул. Как раз прогулялся…