Вирхов поднялся и убрал бумаги со стола. У вешалки с ненавистью глянул на свое цивильное пальто: он чувствовал себя в нем, как медведь! Он и так долго мирился с пожеланиями начальства, неужели и в ночное время, отправляясь, так сказать, в мир, он не может надеть свою любимую шинель? И она соскучилась по хозяину! Вирхов облачился в служебное сукно — то ли дело! Сразу же чувствуешь себя подтянутым, стройным, быстрым, собранным!

Через полчаса, раскрасневшись на морозе и прижимая к груди плотный коричневый пакет, в котором приятно побулькивало бутылочное пиво и топорщилась пивная закуска, Вирхов входил в парадную дома на Свечном, где квартировал Фрейберг.

Однако вид парадной Вирхова насторожил. Дверь, несмотря на поздний час, не заперта, нигде не видать привычной фигуры швейцара. Войдя вовнутрь, Вирхов услышал невообразимый гвалт на площадке второго этажа: истеричные крики, хохот, пьяное бормотание и собачий лай.

На ходу расстегивая кобуру на правом боку, он, перескакивая через ступеньки, взметнулся на второй этаж.

— В чем дело!? — выдохнул он, ворвавшись в многоголосое скопище; револьвер легко подался из кобуры и привычно лег в руку. — Тихо!

От неожиданности все примолкли.

Вирхов обвел глазами разномастную публику. Справа от него, на ступеньках, ведущих на третий этаж, замерла худощавая надменная дама средних лет в папильотках и чепце, в пуховой шали поверх ядовито-голубого, с невероятными фиолетовыми лотосами пеньюара, с болонкой на руках. Шею собачки украшал кружевной синий платочек, длиннющие белые пряди закрывали псине глаза и даже лапы. Слева, у дверей своей квартиры, возвышался невозмутимый Фрейберг в стеганом халате и пушистых тапочках. Он обдал Вирхова ледяным взором. Набриолиненный, безупречный, спускающийся на затылок английский пробор короля сыщиков стягивала мелкая черная сеточка, в углу рта поникла погасшая сигара. Между дамой и Фрейбергом топоталось несколько подвыпивших, прилично одетых мужчин, взявших в кольцо хмурого швейцара.

— В чем дело? — повторил Вирхов. — Сударыня, это вы кричали?

— Ваше превосходительство, — дама очнулась. — Я потомственная дворянка, из рода Биронов! Живу на третьем этаже над ними!

Она ткнула пальцем в осоловелых мужчин. Те игриво подмигивали следователю, корчили невообразимые гримасы.

— Эти, эти… — обвинительница брезгливо поморщилась, — эти господа нарушают общественный порядок. И не первый день. Пьянствуют, до утра распевают вульгарные песни, уродуют рояль, курят… — Тут дама не выдержала и визгнула, в унисон ей противно затявкала и собачонка. — Дым идет по вентиляции ко мне… А у моего Амишки астма!

— Что скажете, господин Фрейберг? — следователь повернулся за поддержкой к другу, тот невозмутимо пожал плечами.

— Господин Фрейберг жилец тихий, покладистый, — пронзительный голос дамы уже заглушал жалобный хрип зашедшейся лаем собачонки. — Он, может, смиряется со своими соседями. Но сегодня мне пришлось его побеспокоить. Наглость этих, этих… извергов перешла все границы. Они совершили бандитское нападение! С кровопролитием!

— Погодите, сударыня, — терпеливо остановил пустопорожнее словоизвержение Вирхов. — На кого напали?

— Господин Фрейберг свидетель! Я сразу позвонила в его квартиру! Он сам видел следы побоища! Пьяное нападение, без всяких причин! Мирному существу негде укрыться от террора!

— Тише! — Вирхов сморщился. От визга у него гудело в ушах. Он передал Фрейбергу пакет с пивными принадлежностями, расстегнул шинель и ткнул револьвером в сторону казавшегося ему наименее пьяным, ладного, с раскосыми глазами, крепыша лет тридцати. — Говорите вы!

— Нет! — верещала дама. — Нет! Вы служитель закона! Я подам в суд! Вы обязаны принять мое заявление, вы обязаны провести дознание на месте преступления! Запишите мои слова!

— Уже записал, — прорычал Вирхов и схватил свободной рукой за лацкан пиджака черноглазого господина.

— Ваше превосходиство, — тот икнул, — мы навестили нашего друга, собираемся у него квартире, так сказать, но не безобразничаем.

— Общаемся, музицируем, отдыхаем… — подхватил смуглявый низкорослый собутыльник.

— Извольте взглянуть. Пройдите в квартиру, никакого притона нет, — продолжил заплетающимся языком раскосый. — Я в притонах толк знаю. Может, слышали мое имя? Сотрудничаю в газетах, мои фельетоны и репортажи идут в набор моментально. Меня сам Горький ценит!

— Кто таков? — Вирхов отпустил лацкан пиджака. Максим Горький авторитет, а это — неизвестный сочинитель.

— Куприн, Александр Иваныч, — улыбнулся узкоглазый репортеришко и, подмигнув Вирхову, со значением сообщил: — Частенько бываю в «Капернауме», на Владимерском.

— Он гений, и глаз у него вострый, — выговорил смуглявый.

Вирхов нахмурился — намекает, что там собираются негласные осведомители? Что он знает их в лицо? Пользуется их расположением?

— Ближе к делу, — отрезал он, сочтя необходимым для поддержания порядка прожечь взглядом истеричную даму.

— Я требую экспертизы! — не поддавшись чарам следователя, дама снова пронзительно завизжала. — Немедленно вызывайте врача! Объявляйте розыск!

Вирхов топнул было ногой, но покосившись на невозмутимого Фрейберга, устыдился своей несдержанности. Поколебавшись с минуту, из двух зол — истеричной дамочки и шакала-репортера — он выбрал наименьшее. Он демонстративно повернулся к даме спиной и уставился на репортера.

— Пудель прицепился на улице, симпатичный такой, сам белый, а левая половина головы черная. И желтое пятно у глаза. Не замерзать же псине, я и захватил ее с собою в гости. Пусть, решил, погреется, — продолжил торопливо Куприн. — Да пес, видимо, захотел справить нужду, выскользнул на площадку, а там эта мадам с угрозами и с болонкой. От неожиданности она собачку-то из рук выпустила. Ну, пудель и прихватил собаченцию зубами, чуть-чуть, чтобы дорогу уступила!

— Где пудель? — Вирхов сдвинул плоские белесые брови.

— Еще не вернулся из туалета, — осклабился Куприн

— Они его спасают от возмездия! — заверещала дама, и ее болонка тявкнула из последних сил еще раз. — Поймайте его, поднимите на ноги полицию! Я требую экспертизы! Они напоили пуделя и натравили на моего Амишку! Ищите террориста! Пьяная собака в столице — это опасно!

— Ваше превосходительство, — уловив паузу, встрял Куприн, — Богом клянусь, не поил пуделя. Клевета!

— Требую судебного разбирательства! — настаивала дама. — Компенсации за причиненный ущерб. На лечение Амишки.

— И я требую судебного разбирательства! — Куприн хихикнул. — За клевету относительно опоенной собаки и умышленного нападения на жертву.

Вирхов озверел.

— Привыкли устраивать судебные спектакли. Военное время! Люди погибают на фронте! Вы требуете судебного разбирательства? Вы его получите! Суд будет справедливым, но скорым. За неповиновение властям немедленный арест.