– У меня тоже однажды была депрессия, – неожиданно призналась я ей, глядя в мертвые глаза рыбины. – Это очень неприятная вещь.

– Неужели, Брук? Никогда бы не подумала, глядя на тебя. Что же такого случилось, что у тебя началась депрессия?

– Думаю, моя жизнь изменилась, когда я была к этому не готова.

Я пожала плечами и грустно ей улыбнулась.

– Ты не поверишь, какие вещи крутились тогда в моей голове, – сказала я. – Все казалось бессмысленным. Мне было так страшно. Трудно представить, что кто-то может выкарабкаться из этого состояния в одиночку.

– И как же тебе это удалось?

– Даже не знаю. Думаю, какая-то часть меня осознавала, что мои мысли – это не я сама. Мозг ведь просто один из органов тела, как почки или печень.

Она была предельно серьезна и понимающе кивала, поэтому я решилась продолжить, как бы безумно это ни звучало:

– Мой мозг хотел, чтобы я умерла, но я прямо чувствовала, как душа сопротивляется этому.

Иногда меня мучили печальные мысли, и я поневоле сравнивала: я страдала депрессией лишь один раз в жизни в течение двух месяцев, а Ремингтон испытывает такие страдания постоянно, цикл взлетов и падений настроения повторяется бесконечно. Любой, кто может с этим справиться, – настоящий воин, так же, как и его близкие люди, которые борются вместе с ним. Я была уверена, что душа Ремингтона достаточно сильна. Я знала, что, когда он погружается в черную воронку отчаяния, его душа сражается и способна победить тьму. Светящаяся в нем энергия была слишком мощной.

– И что ты при этом испытывала? – шепотом спросила Диана, пока продавец упаковывал в пакеты лед.

– Ты же знаешь, что, когда ты получаешь визуальные, звуковые или другие стимулы от органов чувств, мозг дает на них ответ, – объяснила ей я. – Вот, например, я вижу тебя, и мозг тут же реагирует на это, и я испытываю комфорт и радость. Но в депрессивном состоянии я могу видеть нормальные вещи, но реакция мозга на них будет неадекватной. Это ужасно мучительно.

– Могу себе представить, – согласилась она.

Я улыбнулась в ответ. Мы забрали лед у продавца, поблагодарили его и покатили наши тележки по проходу между стойками в отдел мясных деликатесов и сыров. Я продолжила:

– Насколько я это себе представляю, мозг в этом процессе выполняет функции доктора, прописывающего лекарства, а надпочечники – это аптеки, которые его выдают. Например, видишь рекламу со смеющимися детьми, а разбалансированный мозг тут же выдает реакцию в виде тревоги и слез при виде этих детишек. И логика тут не играет никакой роли – она вообще не задействована. Это команда, которую подает мозг, и тело вынуждено ее выполнять.

– Прости, Брук. Я никогда не представляла, насколько это серьезно.

Мы добавили в тележки свежий козий сыр, кокосовое, миндальное и обычное коровье молоко.

– Меня посадили на таблетки, но в результате состояние только ухудшилось. Единственное, что помогло мне справиться с этой ситуацией. – это моя семья, подруга Мелани и физические упражнения.

– Я знаю, что у нашего парня это случается несколько раз в год, – печально прошептала Диана, изучавшая этикетку на баночке греческого йогурта. – Я понимала, что с ним творится что-то неладное, еще до того момента, когда он попал в больницу и ребята мне все рассказали.

Внезапно я мысленно перенеслась в ту самую больницу, и перед глазами предстал Ремингтон, отчаянно пытающийся мне что-то сказать. А потом я сбежала, а он пытался забыться, и в постели его побывали сотни женщин.

Не совру, если скажу, что в тот момент я почувствовала страшную боль в том месте, где, как мне представляется, находится душа.

Я инстинктивно обняла живот рукой, словно боль отдавалась там. В моем теле, в теле нашего ребенка.

– Он потрясающий боец, – констатировала Диана, и в глазах ее светилась гордость. – Он прилагает неимоверные усилия, чтобы оставаться в прекрасной форме. Ты, вероятно, заметила, что Ремингтон не ест ничего, что не полезно для его тела. Никогда.

В животе у меня заурчало при воспоминании о совместных здоровых завтраках размером с гору, и я невольно сравнила их с минеральной водой и крекерами, которыми приходилось довольствоваться сейчас. Но я по-прежнему по утрам не могла впихнуть в свой желудок ничего, даже вкуснейшие экологически чистые финики, от которых у меня слюнки текли. Разумеется, я давно заметила, что Реми приверженец здорового питания. Он выбирал самые высококачественные продукты, чтобы поддерживать себя в наилучшем состоянии. И мне это очень нравилось. Мне нравилось состояние его тела, то, как он с ним бережно обращается, правильно питаясь, что было очень важно после многочасовых ежедневных тренировок.

Я посмотрела на Диану и вдруг осознала, как хорошо эта почти сорокалетняя женщина с чудесной улыбкой и добрыми глазами понимала Реми, почувствовала ауру комфорта, которая от нее исходила, вспомнила, каким теплом она наполняет наши апартаменты в гостинице. Она так замечательно заботилась о нем, что, можно сказать, почти заменяла ему мать, которой у Ремингтона никогда не было. Поддавшись внезапному порыву, я отпустила ручку тележки и обняла ее, прошептав:

– Спасибо тебе. За то, что так заботишься о нем.

– Да ладно тебе. Как же я могу о нем не заботиться, когда он так прекрасно ко мне относится? Если ты такого высокого обо мне мнения, то не забывай и о том, что он сделал для нас всех. Он даже поехал со мной на похороны моей матери.

Она замолчала, заметив удивленное выражение на моем лице. Когда мы направились к кассе и стали выгружать покупки, она добавила:

– У него никогда не было матери – настоящей матери, – но он знал, как я привязана к своей, и полетел через три штата со мной на ее похороны. Он ни слова не произнес, просто обнял меня в конце церемонии, но само его присутствие там…

Голос ее неожиданно прервался, я поняла, насколько такие проявления внимания со стороны Реми трогают ее, и у меня тоже перехватило дыхание.

– Мы все так взволнованы из-за ребенка, – выпалила Диана, меняя тему разговора. – Все без исключения. Пит, Райли, тренер. Мы с нетерпением ждем нашего малыша. Мы действительно верим, что Вселенная хочет отплатить Реми за все то доброе и прекрасное, что он совершает, сделав ему такой чудесный подарок.

Она обошла мою тележку, словно желая приблизиться к малышу, но помедлила, не решаясь прикоснуться ко мне. Я сама взяла ее руку и осторожно приложила к своему плоскому животу.

– Я и сама не знала, насколько хочу этого ребенка, пока не узнала, что он скоро появится на свет.

Она подняла брови, явно заинтригованная.

– Ты говоришь, он?

В глубине души я почему-то знала, что это будет мальчик. Видимо, это было то самое «шестое чувство», которым, как предполагается, обладают женщины. А если это так, то мое воображение живо рисовало мне крохотного Реми, стоило мне подумать об этом ребенке. Даже не представляю, как это происходит, но я была в этом просто уверена – так же уверена, как в искренней любви его отца ко мне. Поэтому я кивнула: