– Нет. Мне просто холодно. – Джосс улыбнулась и свернулась калачиком в теплой постели. – Я вздремну немного.

Когда Джосс проснулась, над ней стоял Дэн:

– Дэн? Так рано!

– Нэн позвонила мне и сказала, что тебе нездоровится, поэтому я и приехал домой. – Он сел на край кровати и положил руку на ее лоб. – Ты очень горячая. Она сказала, что ты не позволила ей позвать врача.

– Конечно, нет. Просто на улице было холодно, а я загулялась, вот и все. – Она улыбнулась, тронутая беспокойством в его глазах. – Честно, Дэн, со мной все в порядке.

– По тебе не скажешь, – коротко сказал он. – Пойду приму душ, переоденусь и принесу тебе чаю. Нэн я отпустил домой.

– Я сейчас встану и приготовлю еду на...

– Нет. – Дэн погрозил ей пальцем. – Оставайся там, где лежишь. – Нэн оставила запеканку, так что чуть позже мы вместе поужинаем. И без возражений, – добавил он улыбаясь.

Джосс была не в силах делать что-либо. Ей было жарко, кружилась голова, болела спина, но мысль о том, что она в постели, успокаивала. Вскоре она приказала себе встать с постели и отправиться в ванную, откуда вышла уже совершенно обессиленной; капельки пота выступили на верхней губе, когда она нажимала звонок. Дэн ворвался в комнату, и лицо его побледнело, когда она выдавила из себя страшное слово – «кровотечение».

Дэн отреагировал мгновенно: позвонил в больницу, отнес Джосс в машину и мчался настолько быстро, насколько позволяло дорожное движение. И вот Джосс уже лежала на столе в родильной палате, подсоединенная к монитору, показывающему биение сердца ее ребенка, и с автоматическим измерителем давления на руке.

Временами Джосс неясно ощущала, как Дэн крепко держит ее руку и вытирает пот с ее лба.

– Слишком рано, – всхлипывала она со слезами, катившимися по щекам, а осунувшийся Дэн вопрошающе поднимал уставшие глаза на медсестру, которая уверяла его, что семимесячный ребенок – это нормально.

Роды были такими трудными, что железная выдержка Дэна была сломлена. Он выглядел обезумевшим, и его выставили из комнаты, объяснив, что позовут позже... Вернувшись в палату, он увидел Джосс, измученную и болезненно бледную, ее руки были слабыми и холодными, когда он взял их в свои.

– Как ты себя чувствуешь? – просипел он.

– Устала. – Она попыталась улыбнуться. – И удивлена. Это оказалась не Мисс Малышка.

Дэн убрал с ее лица влажные волосы.

– Нет. Появился мальчик богатырского сложения. На удивление упитанный и чувствует себя лучше, чем его мать. Я был уверен, что ты собираешься умереть.

– Догадываюсь. В какой-то момент я сама так подумала. Мне сказали – такое бывает. – Подобие улыбки осветило ее лицо. – Как ты теперь себя чувствуешь? Лучше?

Он кивнул:

– Извини, я слишком нервничал.

Джосс посмотрела в сторону.

– Они положили его в специальный аппарат, но мы оба сможем выйти отсюда уже через неделю или две.

– Ни в коем случае! – Дэн грозно нахмурился. – Подождем. Я переговорю с врачом.

Джосс с испугом посмотрела на него:

– Ты видел ребенка?

Дэн кивнул.

– Он очень маленький, но, как мне сказали, у него все на месте. Единственно, чего нет, – это имени. – Дэн беспомощно посмотрел на двух вошедших медсестер, которые явно ждали его ухода. – Я приду к тебе утром, Джосс, – быстро сказал он. Какой-то миг он стоял в нерешительности, потом нагнулся поцеловать ее в бледную щеку и пожелал спокойной ночи.

* * *

На следующее утро Дэн пришел с букетом великолепных желтых роз. Джосс была в специальной палате для недоношенных детей, рядом с ней в кроватке лежал малыш.

– Ну, теперь ты выглядишь совсем иначе, – облегченно сказал он. – Извини, фиговых листочков не нашел.

– Не беспокойся, – легко сказала она. – Розы прекрасные, спасибо.

Дэн испытующе посмотрел на нее:

– Как ты себя чувствуешь?

– Слегка измочаленной, есть даже синяки, но после всего произошедшего совсем не плохо. – Она напряженно наблюдала за ним, а он вглядывался в спящего ребенка.

– Он больше, чем я ожидал, – сказал Дэн. – И после долгого невыносимого молчания бросил на нее острый взгляд голубых глаз. – А недоношенный ли он, Джосс?

Она посмотрела ему в глаза:

– Почему не спросить иначе и прямо?

В его лице что-то дрогнуло:

– Я имею право знать, я ли его отец. От этого ничего не изменится.

Взгляд ее потемнел:

– Конечно же, изменится.

– Я имел в виду, – начал он, сдерживая гнев, – что считаю его мать моей женой и признаю его своим сыном в любом случае, отец я ему или нет.

Джосс от негодования сжала кулаки под простыней.

– Как благородно, – сказала она, в ее голосе звучало презрение. – Или ты предъявляешь иск на ребенка, прежде чем это сделает Питер Садлер?

– У Садлера ничего не получится.

Джосс испытующе посмотрела на него:

– Ты действительно веришь этому?

– Я хочу... Боже, как я хочу поверить в обратное, – неожиданно устало сказал он. – Поэтому просто скажи, что он не его отец, и я никогда снова не упомяну об этом.

– Неужели же ты думаешь, – сказала она, угрожающе понизив голос, – что я вышла бы за тебя замуж, если бы он был его отцом?

Миг молчания, казалось, длится вечность.

– Нет... нет, конечно, нет.

Джосс смотрела сквозь него:

– И все же ты не уверен.

Глаза Дэна стали похожи на щелочки.

– Единственно, в чем я точно уверен, Джосс, что ты и ребенок принадлежите мне.

Дэн встал во весь свой рост, и ей подумалось, что сейчас он похож на олимпийского бога, свысока взирающего на смертных людишек.

– Вернемся к этому сегодня вечером, – заявил он.

– Ты уже звонил отцу?

– Позвоню ему из офиса. Хочу подождать, пока...

– Пока что? – с любопытством спросила она. – Пока я не подтвержу твое отцовство?

Дэн сжал челюсти.

– Нет, – резко сказал он. – Я подожду, чтобы сказать наверняка, что и ты, и малыш чувствуете себя хорошо.

По крайней мере, «малыш» звучит лучше, чем «ребенок».

– Передай ему, что я люблю его, – сказала Джосс. – Он же сообщит новости Саре и Фрэнсису? А Анне я позвоню сама.

Дэн кивнул и повернулся уходить. В дверях он задержался и спросил:

– Ты придумала имя? Прошлой ночью ты упоминала что-то насчет Валентина.