Джек шагнул за ворота, в маленький сад, прошел по дорожке из позвякивающих под ногами плит к входу и постучал в дверь.

– Любовь моя, нет, я не знаю, кто это.

На подоконнике показались руки, затем в окне появилось лицо.

– Ох!.. – только и выговорил отец и затем инстинктивно оглянулся.

Джек шагнул вперед, но отец, напуганный и растерянный, выставил ладони, будто желая оттолкнуть незваного гостя. Затем беззвучно прошептал: «Нет». И скрылся.

– Любимая, я сейчас отправлю тебя назад, на Драйвы. Совсем забыл, что придет Дайсуко, а ты же знаешь, как он с фетчами… Да, прости, я понимаю, что так внезапно… Конечно, я по мню о своем обещании… Мы поговорим потом… До свидания, любовь моя.

Тишина.

Джек подошел. Заглянул. Отец стоял спиной к окну. С руки свешивалось кухонное полотенце. На столешнице – гора немытых тарелок и мисок. В раковине – сковорода. На тарелке дымилось что-то черное.

– Здравствуй, папа, – произнес Джек тихо.

– Она уже ушла, – сказал отец, поворачиваясь. – Потом будет несладко. Она ненавидит, когда ее отсылают прочь.

– Папа…

– Разумеется, я не мог позволить ей увидеть тебя, – сказал отец, судорожно наматывая полотенце на руку.

Ткань врезалась в тело, заставила вздуться, побелеть.

– Не стоило тебе возвращаться. Серьезно. Ты же знаешь, что я сказал ей. Я и сам привык думать так.

– Папа, я хотел поговорить с тобой. И не уйду, пока не поговорю.

– Тебя могут увидеть соседи. – В голосе отца слышалась растерянность. – Она, конечно, почти не разговаривает с ними, но мало ли…

Джек промолчал.

– Я знаю, ты всегда был упрямым.

Там, где на стенах когда-то висели дипломы и грамоты Джека, остались светлые пятна. На стенах висели и его фотографии, почти все школьные, до тринадцати лет. В тринадцать Джек ушел из дому. Там было фото Джека на Луне, испуганного и одновременно счастливого тем, что покинул Станцию. И еще одно, где он стоял рядом с мамой: оба гордо красуются в форме с эмблемой Сандала. Тогда еще мать работала в доках на Хребте. А Джек ходил в скаутах Сандала, изучал жизнь и деяния маминого покровителя. Фото сделали как раз перед первым большим горем ее жизни, когда в Джеке распознали математический талант и забрали мальчика от родителей и их покровителя. Сумрак предложил себя в качестве нового патрона и потребовал перевести мальчика в школу-интернат Дома, где тот смог бы выучить секреты бухгалтерского дела и корпоративной стратегии.

Джек хорошо помнил мамины письма, приходившие ему в интернат в первые несколько недель. Школа не поощряла прямых разговоров, потому мать слала записи. Сообщала, что очень рада его новой жизни, новым перспективам. Сумрак призвал ее сына к новым высотам, какие Сандал не мог и обещать. А Джеку мамина радость, что сына забрали из дому, была тяжела и неприятна. Повзрослев, он понял, что если бы она призналась в том, как скучает и тоскует, то не смогла бы подбадривать его и радоваться его успехам. Наверняка мама держалась с огромным трудом. А сын ее не понимал и обижался.

В записях отец всегда стоял рядом, положив маме руку на плечо. Иногда он говорил, запинаясь, что-нибудь простое, обыденное, но большей частью молчал. Вот и теперь, заваривая чай, он молчал. Лишь покачивал чашки, пока растворялись кубики концентрата, испуская пахучие облачка. Затем отец осторожно раскрошил молоко, чтобы не осталось слипшихся крошек.

– Пойдем в другую комнату, – предложил он, вручая сыну кружку. – А то еще кто-нибудь заглянет ненароком.

Гостиная выходила окнами в сад. На ветру качались пластиковые цветы с интернет-символами. Джек уселся по одну сторону стола, отец – по другую.

– Значит, вернулся, – выговорил отец осторожно.

– Да. Война ведь окончилась. Но я здесь ненадолго.

– Сколько пробудешь?

– До конца.

– А эта… кукла твоя здесь?

– Нет.

– Хорошо. То, что я хочу сказать, – оно только для тебя.

– Папа, я хочу побыть с тобой. Сказать «спасибо» маминому фетчу. Это последнее, что мне осталось сделать.

– И с друзьями увидеться не хочешь?

Джек не ответил, глядя в пол.

– Ты же говорил при мне пару раз про Андреа. Как насчет нее?

Джек старался не говорить про свою связь родителям. Но иногда все-таки проговаривался. А те хорошо знали сына и понимали, как дорога ему та, кто носит это имя.

– Она умерла.

– Извини.

– Я повидался с ее фетчем.

– Надеюсь, все было в порядке? Фетчи могут утешить.

На улице засмеялся некстати ребенок.

– Джек, ты же такое натворил… Я не могу позволить тебе встретиться с мамой. И не позволю тебе оставаться здесь. Она может увидеть.

– Папа…

Тот посмотрел сыну в лицо. Джек видел, что отец собирается с силами – и ему трудно.

– Ей было бы очень нелегко пережить твое предательство. Ты не представляешь, как ей было тяжело, когда астероид ударил в Луну. Мама так разозлилась на Тотальность за обман Сандала.

– Папа, это не имеет отношения к делу.

– Мама никогда не могла понять, отчего ты несчастлив, воюя с этими негодяями, отчего не примешь с радостью волю Сумрака. И если бы она обнаружила, что ты убежал от борьбы, предал все, что было ей дорого…

– Папа, ты говоришь о фетче как о живом человеке. Но фетч – не мама. Он всего лишь воспоминания. Самые лучшие, какие есть. Но ведь они – не мама.

Произнося это, Джек вспомнил свои чувства при встрече с фетчем Андреа. И подумал, что не верит своим словам.

– Думаешь, я не понимаю? – вздохнул отец. – Я встретился с ней тридцать два года назад. Мы поженились тридцать лет назад и с тех пор проводили вместе почти каждый день вплоть до ее кончины.

– Прости, папа, я не хотел…

– Я просыпаюсь, зову ее, мы разговариваем, я в сети смотрю какое-нибудь шоу Зари, потом мы обсуждаем его. Или я вожусь на кухне, как сейчас, и она со мной, и я понимаю, что это не она. Джек, я очень хорошо понимаю. Но это то, что было лучшим в ней. Поэтому я хорошо обращаюсь с ней, позволяю свободу, не загоняю в такой возраст, какой мне нравится больше. Я забочусь о ней, как заботился о живой.

– Это однобокий взгляд. Папа, послушай…

– Хорошо, ты увидишься с ней. И что потом? Через два-три месяца паяц заберет твое тело. То есть ее сын воскрес, вернулся – и умрет снова. И на этот раз ты ведь умрешь совсем, так?

– Да. Фист получит полные права на все функции моего сознания. Он завладеет моими знаниями и воспоминаниями. В общем, всем тем, что копируют на Гробовые Драйвы, чтобы делать фетч. Потому ничего и не скопируют. И я умру.