в путь и помолилась о ее счастливом будущем. Швейцарская полиция доставила ее в аэропорт Цюриха. В 12:10 местного времени Светлана поднялась на борт самолета DC-8 швейцарской авиакомпании и вылетела в Нью-Йорк. Светлана и помощник Гринбаума Алан Шварц путешествовали как «госпожа и господин Штелин», под фамилией, заимствованной у ее швейцарского юриста.

После отлета Светланы Штелин, соблюдая дипломатический этикет, поблагодарил швейцарские власти и всех, кто помогал ей во время пребывания в стране и проявил понимание. В заявлении подчеркивалось, что для Светланы это было «время размышлений и отдыха», что она «была счастлива познакомиться со страной» и «теперь покидала Швейцарию по собственному желанию». Положение Швейцарии, традиционно нейтральной страны, было особенно сложным.

Высказывалась и такая точка зрения. «Возможно, принципом нейтралитета во время пребывания мисс Сталиной несколько злоупотребили. Все это время власти Берна нас уверяли, что Светлана приехала к нам поправить здоровье и отдохнуть, и в этом не было никакой политики. К ней не допускали прессу, ее не должны были беспокоить интервьюеры, задавать вопросы о прошлом и настоящем. В целом мы принимали эту версию и верили ей. Но нас, в какой-то степени, одурачили. Светлана не желала принимать репортеров не только потому, что была сильно утомлена; нет, у нее была на то своя причина. В то время как швейцарские власти изолировали ее от журналистов, в страну приехали Кеннан, Гринбаум и Шварц, которые приняли участие во всех этих «неполитических» переговорах, завершившихся заключением издательских контрактов, и никакие „посторонние“ люди к ним допущены не были.

Я не знаю, была ли возможность поступить иначе, но неприятный осадок остался. Можно говорить о явной договоренности между Вашингтоном и Берном. Когда согласие на публикацию произведений Светланы в США было получено, „период отдыха“ в Швейцарии подошел к концу. Бросая ретроспективный взгляд на прошлые события, весь этот период выглядит, так или иначе, как „политический“, и избитый образ туриста оказался обыкновенным камуфляжем».

Более доброжелательный отзыв появился в ведущей швейцарской газете «Нойе цюрихер цайтунг» (24 апреля). Светлана попыталась «порвать с угнетенным положением, в котором находятся миллионы образованных советских граждан». Газета писала, что «бесчисленное количество мужчин и женщин ее социального уровня мечтают о том дне, когда распахнутся все окна и двери и свежий воздух ворвется в затхлую атмосферу страны». Для того поколения, к какому принадлежала Светлана, Россия была не только «любимым отечеством», но и «серой бюрократической тюрьмой». Ее поездка в США показала, что даже «пятьдесят лет антиамериканской пропаганды не помешали советским людям сохранить глубокую симпатию к американцам».

Полет Светланы продолжался восемь с половиной часов, самолет приземлился в Международном аэропорту Кеннеди в 2:46 по нью-йоркскому времени. Это был обычный полет, во время которого Светлана съела два вегетарианских завтрака, вздремнула и просмотрела несколько журналов. Вместе со всеми она направилась к выходу из самолета; на ней было серо-голубое платье, а через левую руку перекинут черный плащ. Через несколько секунд она ступила на американскую землю.

Глава 11. «Ничего не изменилось…»

«Ничего не изменилось со времен Радищева и декабристов… Как и прежде, когда право первого критика авторского произведения отдавалось жандармам и полиции, так это остается и в наши дни. За тем, правда, исключением, что в царской России ни Гоголь, ни Салтыков-Щедрин не привлекались к суду за свои сатирические фантазии и не наказывались за высмеивание абсурдных явлений российской действительности. Но ныне вас могут осудить за одну метафору, сослать в лагерь просто за фигуру речи!»

Это язвительное обличение регламентации литературного творчества в Советском Союзе прозвучало в первой статье Светланы, опубликованной в США. Этот эмоциональный текст появился под влиянием недавно прочитанного романа «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. Несомненно, на всех этапах русской истории репрессии против литераторов были средством сдержать распространение революционных настроений в обществе.

Александр Николаевич Радищев (1749–1802), поэт и философ, выступил против рабства и автократического правления в ряде «писем» воображаемым друзьям. Он собрал их все в одной книге «Путешествие из Петербурга в Москву», вышедшей в свет в 1790 году. Книга была запрещена, а Радищев сослан в Сибирь. И только в 1801 году его помиловал Александр I. Вскоре после этого Радищев, по некоторым сведениям, покончил жизнь самоубийством. Он был предшественником декабристов, которые в 1825 году неудачно попытались совершить переворот. Участники заговора находились под сильным влиянием западноевропейской философии. Их восстание вдохновило русское революционное движение.

Николай Васильевич Гоголь (1809–1852), известный, прежде всего, пьесой «Ревизор» и поэмой «Мертвые души», писал одновременно в остросатирической и идеалистическо-религиозной манере. Он внес большой вклад, как стилист и литературный новатор, в развитие русской литературы.

И третий автор Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826–1889) соединял в своих произведениях юмор, сатиру и социальную критику.

Это были авторы, с которыми Светлана сравнивает новое поколение советских поэтов, романистов и публицистов, стоявших в авангарде борьбы с советской бюрократией. Она проявляла глубокую обеспокоенность судьбой литераторов Андрея Синявского и Юлия Даниэля, которые в феврале 1966 года были приговорены по решению суда, соответственно, к 7 и 5 годам колонии. Их преследование со стороны государства ускорило ее решение покинуть Россию. Как многие из ее московских друзей, писателей, художников и учителей, она надеялась на длительную культурную «оттепель» после смерти своего отца. Однако период свободного самовыражения писателей был коротким, надежды оказались преждевременными.

Светлана потеряла веру в возможность установления либерального строя в стране после того, как начались преследования Синявского и Даниэля. «То, как обращались с этими писателями и какие тюремные сроки они получили, уничтожили во мне всякое доверие к правосудию», – вспоминала Светлана. В 1963 году она тайно переправила свою автобиографическую рукопись за рубеж. Как она написала, «писатель нуждается в свободе, чтобы выразить свои взгляды, и он должен быть уверен, что его книги опубликуют». Кроме личной трагедии, смерти Бриджеша Сингха, Светлану, как автора, мучила невозможность высказаться, и это было наиболее убедительной причиной покинуть Советский Союз. Ее писательский опыт был ярким примером новаторства, характерного для нового поколения советских литераторов. Профессор-русист Ричард Пайпс утверждает, что в России «в литературном сообществе зарождается сильное христианское движение», чьи приверженцы «не желают иметь дела с проблемами внешнего мира, но уходят в мир внутреннего одиночества».

Эти молодые советские писатели выбрали для себя путь, по которому некогда шли Радищев и Гоголь. Они не хотят писать в стиле, навязываемом государством «социалистического реализма». Вместо того, чтобы поставить во главу угла политическую доктрину, как того требуют компартия и официальный Союз советских писателей, эти авторы предметом рассмотрения делают личную жизнь гражданина, причем особое внимание уделяется религиозному содержанию произведения,