Официант-скинхед с подносом выходит из кухни и идет по направлению к ним. Они замолкают, наблюдая, как он расставляет перед ними еду: две алюминиевых миски с кашей, тарелка с толсто нарезанными кусками черного хлеба, чай в граненых стаканах.

Артур задумывается, почему этот полубезумный человек, внешне похожий на безобидного программиста-холостяка, ведет с ним беседу на религиозную тему здесь, в баре для неонацистов. Хасан продолжает говорить, все дальше углубляясь в спутанные дебри своей веры, но Артуру кажется, что он уже схватил главное и дальше можно слушать вполуха. Язычок пламени в фонаре, запах керосина. Где-то минут через пятнадцать Хасан начинает рассказывать о священном огне, с помощью которого можно избавиться от власти Антихриста, обмануть его слуг и перенестись прямо на их глазах в один из потусторонних миров. Артур понимает, что в некотором роде это продолжение речи, начатой бомжом со свалки: много мутных намеков, громкие слова о спасении и самопожертвовании, уверенность, что мир разваливается под властью приспешников Сатаны.

Выпив чай, Артур чувствует легкое головокружение. Хасан Сербедар продолжает говорить и его спокойный, уверенный голос словно погружает в гипноз. В зал в сопровождении нескольких здоровых, наголо обритых парней заходит какой-то низкорослый плюгавый мужичок в странной форме, с боевой нагайкой на бедре, сплетенной из черной сыромятной кожи. Кажется, сейчас так выглядят казачьи атаманы – что-то похожее Артур видел по ТВ, но тогда он подумал, что это ряженые актеры, нанятые Правительством. Плюгавый мужичок издалека кивает Хасану, потом показывает своим подчиненным, как нужно сдвинуть столы, громко отчеканивая свои команды, заставляя в унисон своему зычному голосу резонировать и дребезжать весь зал. Прервавшись на минуту и подождав, пока новые посетители не рассядутся, Хасан продолжает говорить, но голос его становится еще тише и он то и дело переводит взгляд с Артура на казаков. Запах свиного жира, которым они смазывают свои сапоги.

– Не бойся боли. Это ложный страх, одна из уловок Даджаля, – Хасан закатывает рукав кофты, показывая Артуру исковерканную шрамами плоть, – Даджаль специально внушает страх перед болью и смертью, чтобы контролировать твое тело, ему нужно, чтобы ты боялся смерти, понимаешь?

Артур не совсем понимает, что от него хочет этот человек и к чему эта замысловатая речь, но все равно продолжает кивать каждый раз, как Хасан делает для этого паузу.

– Но смерть это начало, а не конец. Нам нужны такие бойцы как ты, но ты сможешь присоединиться к нам только там, по ту сторону от границы, а для этого тебе нужно совершить священный обряд. Если у тебя хватит мужества, ты сделаешь этот шаг. Иншаллах!

Артур долго смотрит в тарелку: влажные блики на рельефной поверхности каши, желтоватые лужицы растопленного сливочного масла, разводы мучнистой жижи на ложке. Чувство обреченности обволакивает его.

– Что я должен сделать? Что это за обряд? – прочистив горло, спрашивает Артур.

– Это обряд самосожжения, ты должен сжечь себя! – как ни в чем не бывало отвечает Хасан, так, как будто советует ему поступить в университет. Артур испытывает странное чувство, нечто похожее на дежавю. Казакам уже накрыли стол: атаман произносит первый тост, все чокаются и дружно опрокидывают стопку водки. Один из молодчиков громко и неумело рассказывает анекдот про еврея, и, когда он заканчивает, все как по команде взрываются хохотом.

– У нашего государя столько слуг, у всех свои функции, я удивляюсь, как он не запутается, кому что поручать!? – усмехаясь и показывая, что серьезный разговор закончен, говорит Хасан. Он поправляет очки. – Видишь этого низкорослого мужчину во главе стола? Это предводитель этой шайки, казачий атаман, народ дал ему кличку – Шайтан, и он, представляешь, гордится ей!

Хасан смеется над такой изобретательностью Создателя. Они сидят еще какое-то время, но, кажется, им больше нечего сказать друг другу. Хасан вытирает салфеткой рот, усы, отряхивает крошки хлеба с пышной бороды, в которой много седых волос и, взглянув на часы, говорит:

– Тебе пора, ступай домой и подумай о том, что я тебе сказал. – Хасан кладет деньги за еду на стол, встает.

– А вы не идете? – Артур косится на начавшую хмелеть компанию казаков.

– Нет, мне нужно поговорить с Шайтаном. Когда ты решишься, тебе понадобится вот это. Примешь перед обрядом. – Хасан протягивает Артуру прозрачный пакетик с двумя капсулами, пристально смотрит на него, как бы проверяя, сканируя его мысли. Его увеличенные линзами глаза уже не кажутся Артуру добрыми или наивными, скорее пустыми. Попрощавшись, Хасан проходит между столов к атаману. Тот вскакивает со стула, и они обнимаются, как старые друзья, похлопывая друг друга по спине и расцеловывая в щеки.

Артур не стал просить денег на проезд у Хасана, и до своего дома ему пришлось добираться пешком. Он потратил на это больше часа и сильно устал. Шум машин, громкий и однообразный, заполняет голову Артура, пока он идет вдоль бесконечных дорог. Рокот мотора, скрип резины колес при резком торможении, пыльный шорох, забившиеся в рисунок протектора мелкие камешки – всё это вытесняет из его сознания любые личные помыслы, обрывая нити устремлений. Запах выхлопных газов, духота. Еще чуть-чуть и он растворится в этом грязном воздухе, сольется с городским фоном, превратится в слой пыли на столбах и дорожной ограде.

Когда он заходит в свой двор, всё ему кажется чужим, безучастным к его судьбе: серый панельный дом, в котором он прожил всю свою короткую жизнь, заржавевшие, сломанные качели, двухэтажное здание детского сада, огороженного забором из сетки-рабицы. Листья тополя колыхаются на ветру, крики и смех детей с эхом долетают из смежных дворов. Набрав на домофоне номер своей квартиры, он долго ждет ответа, но его мать не берет трубку – либо она крепко спит с похмелья, либо ушла. Он уже собирается позвонить в квартиру старушке-соседке, но дверь перед ним открывается, выпуская на улицу двух совсем юных девочек. Он ныряет внутрь, вызывает лифт. К знакомым запахам примешивается нечто новое, приторно-сладкое, отвратительное. Лифт надсадно скрипит и, кажется, он вот-вот рухнет в бездну. Завывание сквозняка, неплотно сомкнутые створки. Возможно, его шахта ведет прямиком в ад.

Артур думает о том, что у него нет ключей и что, если его мать и в самом деле ушла куда-то, он не сможет попасть домой, но когда он подходит к двери, то видит, что ее вскрыли, и она кое-как держится на вывихнутых петлях. Холодок пробегает по его спине, горькое предчувствие смешивается с запахом разложения. Он тянет дверь на себя и она, пронзительно взвизгнув, подается и пропускает его внутрь. Все окна в доме открыты, по комнатам гуляет ветер. Где-то в глубине себя он находит ответ, и понимает, что все кончено. Перед его внутренним взором появляется лицо Хасана Сербедара и его большие глаза теперь полны сострадания.

Головная боль вновь начинает нарастать, его бьет озноб. Он заходит в свою комнату, смотрит на пыльные следы чьей-то обуви на полу, на открытый шкаф, на упавшие со стула джинсы. Артур с отвращением скидывает с себя купленную Виктором одежду, и облачается в свои старые привычные вещи, словно надеясь, что они помогут ему повернуть все вспять. Затем он забирается под одеяло и засыпает, лежа на спине. Подождав немного и удостоверившись, что юнец уснул, крысы начинают выползать из темных углов, шевеля усами и тихо хихикая. Комки перьев, запах пота, пустые зеркала.