– Здравствуй, Ахмад.

– Здравствуй, папа! Как ты меня нашел? Этот телефон мало кто знает...

– Мне помогли, сынок... Один хороший человек, которого ты, может быть, помнишь... У него есть твой номер...

– Ты откуда звонишь?

– Со спутникового телефона...

– Понятно. Как твое здоровье? Ничего не случилось?

– Нет, Ахмад, все хорошо, за меня не переживай. Просто у меня есть к тебе просьба...

– Я слушаю, папа.

– Сейчас рядом со мной Талгат Абдукадыров. Помнишь такого?

– Талгат?.. Немного помню... Он лет на десять меня моложе... Я даже слышал, что с ним в Афгане произошла какая-то неприятность...

– Да, Ахмад. Потом его вылечил один психотерапевт... Но сейчас у Талгата снова неприятности со здоровьем. Он просит, чтобы ты его принял...

– У меня, папа, очень напряженный график... Я днем домой вырываюсь только на выходные. Вечером приезжаю, когда уже темно... Даже не знаю, как быть. Чем Талгат сейчас занимается?

Алимхан бросает на Талгата короткий взгляд.

– Он тебе сам сейчас скажет.

И передает трубку Талгату.

– Здравствуй, Ахмад.

– Здравствуй, Талгат. Мне сейчас будет трудно тебя узнать. Я помню тебя только мальчишкой. Ты живешь в селе?

– Я живу в горах...

– Не понял? То есть... Кажется, понимаю... Ты...

– Да... Именно... И потому я могу обратиться за помощью только к знакомому...

– Но ты же знаешь, что я полковник медицинской службы... Служу, кстати, в том же ведомстве, где когда-то служил и ты...

– Это говорит только о том, что ты порядочный человек... Я верю тем, кто служит в ГРУ...

– Хорошо... Что с тобой?

– На меня временами нападает полный ступор. Просто застываю и могу целый час простоять без движений.

– При этом понимаешь, что с тобой происходит?

– Полная амнезия...

– Какой диагноз тебе ставили?

– Посттравматический невроз.

– Невроз можно вылечить в обычных обстоятельствах.

– Меня и вылечили... Но сейчас это возвращается...

– При каких обстоятельствах началось возвращение?

– Полгода назад... Я встретил здесь, в горах, офицера спецназа, с которым вместе участвовал в операции тогда, в Афгане, когда все со мной и случилось... Воспоминания...

– Которые необходимо стереть из твоей памяти...

– Да, необходимо...

– Но это в состоянии сделать любой сильный гипнотизер.

– Я не могу обратиться к незнакомому человеку...

– Как же нам быть... Я не могу пригласить тебя к себе. Мы живем в военном городке, а ты сам, как бывший офицер, знаешь, что это такое...

– Это я помню...

– Вот что. Через три дня я буду по делам в Москве... Сможешь прилететь?

– Смогу.

– Прилетишь, позвони мне вечером на сотовый телефон. Записывай номер...

Ахмад называет номер. Талгат повторяет и прочно записывает себе в память одиннадцать цифр. Он никогда не забывает, что следует запомнить.

– Спасибо, Ахмад, я обязательно позвоню... Ты будешь еще говорить с отцом?

– Как он выглядит? Как здоровье?

– Я ему завидую.

– Я жду его в гости. Больше разговаривать не могу. Ко мне пришли... Попроси за меня извинения... Скажи, что я очень его жду... Если нужны деньги на дорогу, я пришлю. Как соберется, пусть обязательно звонит, а то может не застать меня на месте...

Талгат укладывает трубку в пластиковый мягкий держатель и поворачивается к старому Алимхану. Тот слушал весь разговор и сейчас кивает.

– Спасибо тебе, Талгат, что дал возможность поговорить с сыном.

– Это вам, Алимхан, спасибо, что дали мне возможность надеяться на выздоровление.

Талгат говорит, а сам одновременно нажимает несколько кнопок, стирая из памяти телефона все номера, по которым осуществлялась связь. И кивает саудовцу. Фатых тут же складывает телефон и начинает еще более неуклюжий, нежели был спуск, подъем по тропе.

– Ты не боишься за него? – глазами вбок показывает Алимхан.

Талгат недобро усмехается.

– На все воля Аллаха... Если он сам не заметит опасности, он мне не нужен... Убивать могут многие. Я же подбираю в свой отряд тех, кто способен выживать. Наемникам платят большие деньги. И пусть они сами заботятся о своей безопасности.

– Ты любишь своих земляков?

– С ними трудно управиться даже мне, но если бы мне позволили выбирать по национальности, я предпочел бы отряд, состоящий только из ичкерийцев. У них в крови опыт сотен предков-воинов, и от этого никому невозможно отмахнуться.

– Кажется, за нашими спинами раздался еще один непонятный звук...

– Да... Похоже, там уже все кончено. Звук пришел прямо с того места...

Алимхан кивая поднимается, опирается на свой тяжелый посох...

– А сам что собираешься делать?

Талгат рассеянным взглядом осматривает ближайший склон.

– Вы сами, Алимхан, видите, как опасно сейчас гулять в одиночестве... Я хочу немного проводить вас по дороге. Ваш друг заждался вас...

– Он подождет... Говори, что придумал...

– Пока еще ничего не придумал. Но мне надо сменить место. Чтобы и они сменили. Тогда я, может быть, смогу определить их количество. Не думаю, что их много, иначе они уже окружили бы нас и попробовали захватить...

– Я старый мирный житель. Мне они ничего не сделают. А у тебя борода не менее седа, чем у меня... Понимаешь?

– Понимаю... – Уверенности в голосе Талгата не много, и старейшина тоже понимает почему.

– Здесь не место для стыда. Это военная хитрость...

– Мы подумаем за те несколько десятков шагов, что остались до большой скалы. Оттуда они нас не увидят...

Он энергично потирает себе локти. Так энергично, словно делает жесткий массаж. Знает, это порой помогает...

Ангелу так же далеко до Тобако, если речь идет об умении передвигаться по московским дорогам, как и Басаргин. То есть он самый обыкновенный водитель, хотя и опытный, хотя и обладающий навыками вождения в экстремалке. И потому езда до здания ГРУ занимает довольно много времени.

– Это тебе не по шоссейкам летать! – посмеивается «маленький капитан», с сомнением поглядывая на часы.

Они предварительно созвонились с полковником Мочиловым, и полковник обещал заказать на Ангела с Пулатом пропуск в здание. И сейчас он ждет, а они опаздывают. Впрочем, полковник сам москвич и знает, что представляет собой езда по городу в это время. Потому обязан проявить присущее настоящему спецназовцу терпение.