Фил был прав, успела подумать Айрис, бессмысленно продолжать обманывать себя.

Почти теряя сознание от непреодолимого желания подчиниться мужской силе, она уже не обманывалась в том, что, едва встретившись с Филом после его возвращения в Шилдтон, ждала их сближения. Она всячески пыталась перебороть физическое влечение, но тщетно. И вот сейчас ничего не было на свете желаннее, чем ощущать его близость, предвосхищать мягкое прикосновение его губ, отдаваться его страсти, чувствовать все изгибы восхитительного сильного, мускулистого тела. Теперь уже никуда не хотелось уходить от настойчивой требовательности его рук, которые, приятно обжигая кожу, двигались по ее мягкому округлому животу.

Филипп оторвался на секунду от ее тела и поднял голову, прерывисто и тяжело дыша. Он пожирал глазами распростертую под ним женщину, взгляд сверкнул в сером полумраке комнаты.

— Скажи, что ты хочешь меня!

Напор повелительной интонации вызвал в ней отклик ответного взрывного порыва. Эротический импульс притупил мысли. Тело наполнилось одуряющей божественной истомой.

— Скажи, что ты хочешь меня, — настойчиво повторил Филипп.

Зачем, казалось бы, слова? К чему требование ответа? Она уже ответила утвердительно каждой клеточкой плоти. Но нет, ему хотелось подтверждения осознанности ее порыва. Он, кажется, сам не предполагая того, загодя восставал против возможного раскаяния, которое настигнет ее после утоления жажды тела. Сквозь наплыв обоюдного желания он пытался пробиться к ее разуму, чтобы получить ответ на вопрос: ты любишь? Но он повторял другое: ты хочешь? И это не было призывом к любовной игре… Паритет желаний, паритет чувств, да и — как это ни странно прозвучит — паритет ответственности.

Айрис откликнулась на резкую мелодию призыва: не сознанием — телом. Она содрогнулась под действием могучего импульса всесокрушающей страсти.

— Да, да, да… — шептала она, забыв обо всем на свете. — Да, я хочу тебя…

Долгие годы эмоционального голода и отчаяния, не до конца осознанное желание принадлежать любимому сделали свое дело. И вот, наконец, его близость, неутоленная потребность ощущать его, соприкасаться с ним… Острота чувств была сродни физической боли. И ушли прочь сомнения, стыд, раскаяние, раздумья.

Она находилась во власти первобытной силы и легко подчинилась ей. До ее слуха едва донесся глуховатый смешок Фила, которым он вознамерился смягчить свои напористые действия. Он сорвал с нее одежду, стремительно разделся сам, и они вновь бросились друг к другу. Два молодых человека, соединенные на роскошной постели, спешили утолить дикий, почти животный голод своих тел. Сексуальные эмоции Айрис с невероятной силой снесли все моральные барьеры и доводы благоразумия. Ее руки блуждали по мужскому телу, жадно ощупывали могучие плечи, прекрасно развитую мускулистую грудь, плоский, с бугорками мышц живот. Это все принадлежало ей. И не только в прошлом, но именно сейчас. Ей знакомо это любимое тело до мельчайших мелочей.

Филипп упивался обнаженной женской плотью, лихорадочно приручая каждый дюйм, каждую клеточку ее. Эротические прикосновения его губ и рук вызывали у Айрис ощущение, будто она объята пламенем, горит, плавится от опустошительного пожара любви. Она больше не могла и не хотела сдерживать мощную страсть. Из груди вырвался громкий крик. Стон? Ликование? Она была так поглощена собственными эмоциями, что едва расслышала низкий, идущий изнутри стон Фила, когда он направленным движением мощного тела плавно вошел в нее. И Айрис ответила на этот пульсирующий ритм любви со всей силой неуправляемых эмоций. Раскаленный жар страсти взорвался, наконец, и рассыпался тысячью мерцающих звезд. Содрогнувшись, влюбленные опустились в темную бездну блаженства и неги.

Какое-то время они лежали в полудреме молча, расслабленно. Филипп протянул руку и нежно повернул к себе лицо любимой.

— Мы поженимся через десять дней, — сказал он, сопровождая слова мягкой, озорной улыбкой. — Я никак не смогу держаться от тебя на расстоянии дольше этого срока.

— Что?.. — Айрис сонно взглянула на прижавшегося к ней Фила. Все еще потрясенная своей бурной реакцией на неистовую, всепоглощающую одержимость Фила и той неодолимой страстью, соединившей их, она не сразу откликнулась на его слова. — Нет, нет! Это невозможно! — пугливо пробормотала она, высвобождаясь из его объятий. — Я должна вернуться домой… мне не следовало оставлять Эш… И еще мама…

— Успокойся, дорогая, — сказал Филипп, обхватывая руками ее тело. — Ты, надеюсь, понимаешь, что мы не просто так оказались здесь в моей лондонской квартире?

О чем это он? Айрис недоуменно взглянула на Филиппа. Странно было видеть, как загорелое лицо, еще недавно поражавшее своей самоуверенностью, медленно заливается чуть приметной краской смущения.

— О господи! Неужели не догадывалась? Я же преднамеренно просчитал все наперед. Подумай сама, разве я мог сполна насладиться твоей и своей любовью, находясь в доме, где спала Эш? Эш, ничего не подозревающая о наших отношения, о предстоящей свадьбе… А дольше откладывать нашу встречу с тобой, я был уже не в состоянии. Если бы мы сегодня не увиделись, я бы попросту спятил. Ну так оцени мою находчивость и изобретательность и давай вместе возблагодарим судьбу, что мы вместе, что мы здесь, в этой прекрасной постели. И не беспокойся ни о чем, пожалуйста, — поторопился прибавить Фил. — Я одолжил «рейнджровер», и в случае плохой погоды уж как-нибудь сумею доставить тебя домой до завтрака. Хорошо?

— Нет, не хорошо. — Айрис едва не расплакалась от жалости к себе. Изменившаяся ситуация снова требовала усилий расставить в их жизни все на свои места. — Я очень благодарна тебе за заботу и внимание, но как бы мне ни было здесь хорошо, наверное, мой приезд был ошибкой.

— Любовь не может быть ошибкой! — уже несколько сердито возразил Филипп. — Предавать любовь — вот это уж действительно ошибка, которая к тому же может оказаться непоправимой. Мне иногда просто страшно бывает, как подумаю, сколько же глупых промахов я совершил! Ну почему мы не поженились перед моим отъездом в Америку! Я обязан как можно скорее исправить собственную глупость, — заверил он загрустившую было Айрис, притянув к себе жестом собственника ее дрожащее тело. — Мне нужна только ты, и я намерен тебя получить!

Снова эти безапелляционные, жесткие нотки в голосе! Они вернули Айрис к действительности. Все барьеры, которые она воздвигала в течение прошедших лет, рухнули слишком быстро, слишком стремительно. Пугало то, что она с такой готовностью отдалась Филу. Чего греха таить, она любила этого упрямого, трудного человека, но что, собственно, она знает о нем нынешнем, насколько может довериться? Что он думает о ней? Уж ладно бы была уверенность, что Филипп испытывает к ней нечто большее, чем просто половое влечение.

— У нас с тобой ничего не получится… Мне нужно время, чтобы… — невнятно пробормотала Айрис. Но та дрожь, которой ответила ее плоть на прикосновение любимого мужчины к ее обнаженному телу, мгновенно лишила ее возможности размышлять и сомневаться.

— Время, чтобы ты придумала очередную дурацкую, пустую отговорку? Извини, но мое великодушие не беспредельно, — медленно произнес он. И едва ли не вкрадчивая угроза прозвучала в его голосе. А чуткие пальцы Фила продолжали тем временем ласкать нежные розовые соски с такой завораживающей чувственностью, что Айрис с трудом смогла удержаться, чтобы не застонать от удовольствия. Сильная дрожь пробежала по ее телу. — Обещай мне — здесь и сейчас — выйти за меня замуж через десять дней. Договорились?