– Когда?

– Сегодня вечером. А сейчас дай мне спокойно поесть.

– Приятного аппетита, – прорычал Егорыч и бросил трубку.

* * *

На улице моросил дождь. Похолодало. До семи, до встречи сЛовудом, осталось полтора часа. Надо было заехать в посольство, взять в гаражемашину. Маша поймала такси, уселась на заднее сидение, забилась в угол. Еезнобило, она была слишком легко одета. Правая рука ныла нестерпимо. Она гляделасквозь мокрое стекло на московские улицы и едва заметно улыбалась, в очередной раззаново вспоминая наставления Макмерфи и отца.

«Ваш первый диссидент Александр Герцен…” “Передай ему, чтопервым русским диссидентом был князь Курбский, и скажи, пусть не рассуждает отом, чего не знает! Билли привык иметь в противниках всего лишь офицеров КГБ.Нравы российских урок он познавал по Гиляровскому, Крестовскому, Шаламову ипусть не учит тебя, как обаять Хавченко!»

Два милых, наивных старика, ее отец и Макмерфи, вряд лиимели счастье общаться с такими вот хавченками. И не дай им Бог.

Университетское образование, гигантский жизненный опыт,бесчисленные тома, от философских и психологических трактатов до засекреченныхпособий для сотрудников спецслужб, тысячи километров печатного текста,посвященного тонкостям души, тайнам общения, всяким оттенкам человеческихэмоций, приемам вербовки, – все это рассыпалось прахом.

Никакой гений не постигнет великого и могучего Хавченко.Никто не сумеет точно ответить на вопрос: если он такой тупой, почему он такойбогатый? Каким образом в его пухлых младенческих руках сосредоточилась такаяогромная власть? Ради чего столько людей готовы унижаться, терпеть хамство иледяную уголовную наглость? Может, дело в деньгах? Но почему Хавченко такойбогатый, если он такой тупой? Замкнутая восьмерка, символ бесконечности. Вечныйвопрос философии: что первично, дух или материя? Что вторично, могущество тупыххамов или ничтожество благовоспитанных умников?

Такси стояло в небольшой пробке на Садовом кольце, всего всотне метрах от здания американского посольства. Маша достала телефон, набраланомер отца. Он почти сразу взял трубку и засыпал ее вопросами, как она себячувствует, купила ли теплую куртку, удобную ли ей сняли квартиру.

– Подожди, у меня очень мало времени, – перебила его Маша, –ты можешь прямо сейчас съездить ко мне домой?

– Да, конечно, а в чем дело?

– Во втором правом ящике компьютерного стола, в краснойпрозрачной папке лежат мои картинки. Пришли мне их по факсу в посольство кдежурному, хорошо?

– Какие картинки? – спросил Андрей Евгеньевич и нервнопрокашлялся.

– Не валяй дурака, ты прекрасно понял, что я имею в виду, –рассердилась Маша, – портреты, лысые и бородатые, вот какие картинки.

– Но ты же взяла их с собой.

– Нет. Забыла. Они нужны мне очень срочно. Как раз сейчас яеду в посольство. Тебе хватит получаса на всю процедуру?

– Зачем они тебе?

– Вот я прямо сейчас, из такси, по мобильному, буду тебеобъяснять? Пожалуйста, мне очень нужно, причем срочно. Номер факса ты знаешь?

– Да, – обиженно буркнул отец, – только картинки прислать?Или текст тебе тоже нужен?

– Нет. Текст я помню наизусть. Все, целую. Не волнуйся и несердись.

* * *

Евгений Николаевич достал оба свои телефона. Они быливыключены. Несколько минут он задумчиво курил и смотрел на них. Потом взял тот,по которому утром разговаривал с Джозефом Хоганом, включил и принялсяпросматривать номера, внесенные в память. Последним был записан номер, которыйон обозначил инициалами “МГ”.

Мери Григ. Чрезвычайно толковая молодая леди. Он вдруг ясновспомнил худенькую блондинку с прозрачным живым личиком. Она действительнорезко выделялась на фоне остальных студенток. Большинство девиц в свои двадцатьуже страдали типичной американской полнотой. Все эти гамбургеры, кукурузныехлопья, арахисовое масло и прочие прелести американской кухни за последниепятьдесят лет испортили генофонд нации. Студенты жевали на лекциях. Лица приэтом были, как у сытых домашних животных.

Во время своих публичных выступлений, будь то митинг,ток-шоу, лекция в университете, Рязанцев прежде всего отыскивал в массе лицкакое-нибудь одно, женское, молодое, красивое. Смотрел он на всех. Но обращалсяименно к ней, самой приятной слушательнице, всегда анонимной, неизвестной иоттого еще более притягательной.

Четыре года назад, на лекциях в Гарварде, его ораторскийтонус поддерживала хрупкая бледная блондинка с ясными глазами, которые казалисьто голубыми, то серыми, то наивными, то хитрыми. Он не знал и не хотел знать,как ее зовут. Даже когда их столкнуло на party, посвященной юбилею факультетаславистики, и она представилась, он мгновенно забыл ее имя. В памяти осталосьтолько ее лицо, ее легкость и рок-н-ролл под Элвиса Пресли. На той шумной,разукрашенной бумажными гирляндами вечеринке, где скулы сводило отнеобходимости постоянно улыбаться и невозможности покурить, несколько минуттанца с тоненькой ловкой партнершей оказались чем-то вроде витаминногококтейля. Он почувствовал себя значительно моложе и счастливей, чем был насамом деле.

Итак, Мери Григ. Протеже Хогана. А если никакая она непрактикантка? Если она из ЦРУ? Ну и отлично. Значит, не дура, не растеряха,умеет слушать, знает, как и где себя вести. Не придется объяснять ейэлементарных вещей, все поймет с полуслова. И смотреть на нее будет приятно,если, конечно, не разнесло ее, как бочку, за эти четыре года. Что еще требуетсяот хорошего пресс-секретаря? Да, она из ЦРУ, как покойный Бриттен. Не стал быДжозеф Хоган тратить столько слов на простую практикантку. Ее прислали вместоБриттена. Быстро же они подсуетились! Впрочем, смена Бриттену у них, конечно,была подготовлена заранее. На всякий случай? Или они знали, что его убьют?Может, сами и убили? Или это сделали люди из ФСБ? А может, бандиты Хача?

Его продрал озноб. Начав задавать самому себе вопросы, онкак будто ступил на тонкий лед и уже не мог остановиться. Прошел несколькошагов, провалился в черную полынью. Чтобы выбраться, следовало прежде всегоуспокоиться, скинуть балласт тоски, ревности, оскорбленного мужскогодостоинства и попытаться понять, что лично он, Евгений Николаевич Рязанцев,думает о случившемся. Есть у него на этот счет какая-нибудь определеннаяпозиция?

Сейчас он доест свой десерт, выпьет вишневый сок и кофе,сядет в машину, отправится домой. Там ждет его оперативник, майор милиции. Надоподготовится к разговору. Была бы рядом Вика… Хватит! Сколько можно? Ее нет.Она оказалась дрянью, предательницей и получила по заслугам!

Он хлебнул воды и нечаянно прикусил тонкий край бокала.Послышался отвратительный стеклянный хруст. Осколок больно кольнул язык.Рязанцев взял салфетку и выплюнул кусок стекла вместе с кровью.