Рассмотрев астрариум внимательнее, я выяснил, что он представлял собой набор шестерен, расположенных вокруг трех основных дисков. Их циферблаты и были видны через отверстия в верхней крышке корпуса. Главный, центральный стержень служил осью для шестерен и дисков и заканчивался впереди чем-то похожим на замочную скважину. Вероятно, сюда вставляли ключ или подобное устройство, чтобы пустить механизм в действие. На корпусе астрариума и на двух дисках были выгравированы надписи на разных языках: одни иероглифами, другие — неизвестными мне значками. Почему-то сам инструмент показался мне знакомым. От живота к горлу поднимался холодок страха и щекочущее чувство от выброса адреналина — схожие ощущения я испытываю, когда пытаюсь разгадать строение особенно сложной подземной структуры.

Внезапно я вспомнил про нарисованное Гаретом изображение астрариума и побежал к столу Изабеллы его искать. А найдя, положил рядом, чтобы сравнить. Они были поразительно схожи. Единственное различие заключалось в том, что реальное устройство было больше и сложнее, чем представляли себе Изабелла и брат. Я всмотрелся в символ, изображенный внизу рисунка, затем снова взглянул на надписи на астрариуме и, потрясенный, понял, что первые два иероглифа совпадают с вариантом брата. Я пришел в такое возбуждение, что стало трудно дышать. Никогда бы не поверил, но Изабелла оказалась права. Это был он. Передо мной лежал тот самый астрариум, который она искала долгие годы.

На одном из дисков находились два маленьких выпуклых шарика — один золотой, другой темно-серебристый. Солнце и Луна, догадался я. Пять медных шариков меньшего размера, видимо, символизировали пять видимых невооруженным глазом планет: Меркурий, Венеру, Марс, Юпитер и Сатурн. Это мне напомнило миниатюрную модель Солнечной системы. Трудно представить, что она была построена более двух тысяч лет назад. Заглянув внутрь механизма, я при помощи фонарика обнаружил два магнита, о которых упоминал Барри. Каждый сидел на своей оси. Но что приводило их в движение?

Я вернулся к столу Изабеллы. Призрак ее присутствия неотступно висел в воздухе. Я вспомнил, как вечером накануне трагедии она сидела при свете настольной лампы и изучала изображение астрариума, а ее длинные пальцы при этом теребили край листа. Задержав на мгновение картину в голове, я снова увидел ее — обнаженную, с распущенными по плечам волосами. Невозможно было представить, что мы больше никогда не будем вместе. Но передо мной лежал предмет, который она так долго искала, ее величайшее открытие, за которое она отдала жизнь. Погруженный в мысли, я рассматривал стол. Вдруг на память пришло кое-что еще, и словно наяву я увидел сцену: едва уловимое движение, которым Изабелла засунула что-то под промокательную бумагу. Рывком открыл замок стола. Поверх других бумаг лежал конверт с четко написанным от руки моим именем. Я узнал аккуратный почерк Изабеллы. Горе сдавило грудь. Я откинулся на стуле и подождал, пока оно отпустит.

Оттягивая момент вскрытия конверта, я прислонил его к ножке лампы и взглянул на бумаги, на которых он лежал. Наверху стопки покоился документ, озаглавленный «Жрица Нектанеба и Ба фараона». Его автором была Амелия Лингерст. Должно быть, та самая работа, которая, как говорила Изабелла, дискредитировала ее как египтолога.

Я заставил себя перевести взгляд на запечатанный конверт с моим именем. Почему Изабелла не доверяла мне чуть больше? Почему не рассказала об истинном значении астрариума и о том, какой опасности подвергается тот, кто его ищет? Фахиру поверила, а мне нет. Неужели я такой неприступный, такой циничный и недоверчивый?

Решившись узнать все, что Изабелла хотела сказать из могилы, я быстро вскрыл конверт. Дорогая почтовая бумага показалась под пальцами шелковистой, как ее кожа. От бумаги исходил едва различимый аромат Изабеллы — смесь мускуса и жасмина. Я закрыл глаза и легко представил, как ее тяжелые волосы касались письма и оставляли на нем свою летучую подпись.

28 апреля 1977 г.

Александрия.

Оливер, прости меня, я никогда не была до конца с тобой откровенна. Тогда давно Ахмос Кафре не только предсказал день моей смерти, но также сообщил, что я могла бы спасти свою жизнь, если бы вовремя нашла астрариум.

Дорогой, я знаю людей, которые могут тебя направить. Но у астрариума свой разум, и он приведет тебя к ним, если ты не станешь сопротивляться.

Я пишу и слушаю твой голос — ты отчитываешь меня за предрассудки. Однако мир, в котором я выросла, не имеет границ между магией и мифом, между живыми богами и мертвыми. Посредством их я была свидетелем, а с твоей помощью надеюсь избавиться от них. Вечно любящая тебя,

Изабелла.

— Даже не потрудилась назвать смысл своей напрасной смерти! — разозлившись, вскричал я. — Никто не мог предсказать землетрясение! Никто! Даже я!

В гневе и отчаянии я ударил кулаком по подушке на стуле, ткань лопнула, и по комнате полетели перья. Покружив, они, как снег, медленно опускались на пол, накрывая лежавший у моих ног конверт.

Прозвучал призыв к послеобеденной молитве — берущий за душу и мелодичный. Время шло. Я выглянул на балкон. Внизу садовник подрезал дерево магнолии. Простой смысл его действий представлял разительный контраст с невероятными событиями, которые стали определять мои поступки. Да, я был заинтригован, но здравый смысл советовал держаться в стороне. Однако была еще Изабелла, и ее простертые ко мне руки умоляли продолжать действовать. Я подозревал, что она не доверяла мне до конца, потому что опасалась, что я ей не поверю. Если бы я не так презрительно отзывался о вуду, принимал ее всерьез, то, может быть, сумел бы ее спасти. И теперь должен продолжить ее дело и хотя бы частично снять с себя вину, что не поддерживал ее в прошлом. Будто ниоткуда и словно предупреждая об опасности, передо мной появились замутненные глаза Барри. Пытаясь избавиться от чувства растущего страха, я открыл дверь и жалюзи и крикнул вниз Ибрагиму, чтобы тот принес мне обед. Потом взял работу Амелии Лингерст.

С портрета на внутренней странице на меня смотрела красивая женщина. Подпись гласила: «Высшая жрица Банафрит». Аристократический нос, продолговатые миндалевидные глаза и полные губы, глубоко человечные в своей асимметричности. Я не удивился бы, увидев такое лицо на улице. Оно показалось мне почти знакомым. И чем больше я вглядывался, тем больше убеждался, что уже видел его. Но где? Под иллюстрацией я прочитал:

Изображение, обнаруженное на стене храма богини Хатор, судя по всему, является единственным дошедшим до нас образом Банафрит (в переводе «красивой души»), жившей во время царствования Нектанеба II из тридцатой династии (360–343 до н. э.) и целиком посвятившей себя богине Исиде, царице всех богинь. Банафрит была наделена магической силой, не сравнимой ни с чьей во время правления того фараона. Ее другие имена: Божественная Адоратрикс и Супруга Бога. Ее могущество превосходило могущество верховного жреца и лишь незначительно уступало могуществу самого фараона. Как верховная жрица Банафрит имела право носить на лбу изображение царственной кобры и назначать преемниц, чтобы магические знания сохранились в кругу поклоняющихся Исиде.