– А что? – изумилась я.

Тетка подняла вазочку и сунула мне в лицо.

– Нюхай!

Знакомый запах защекотал ноздри, я отпрянула от десерта.

– Не может быть! Это же…

– Тунец! – заорала мать. – Ты дала моему ребенку рыбу с ванильно-шоколадным мороженым.

В первую секунду я обрадовалась. Ага, теперь знаю, где лежит тунец. Затем пришло беспокойство. Минуточку, а где же клубничное мороженое? Пиццу «Наполеон» я теперь смогу сделать за считаные секунды, но как быть с десертом?

– Рыба в сладком соусе? – подпрыгнула бабка. – Хочу! Вован, будешь? Селедку в сгущенке с какао?

Сынок не ответил, он сосредоточенно работал челюстями.

Я, не задумываясь, швырнула розовый комок из вазочки на середину пиццы, которую составляли старуха с сынком и услышала нервный крик мамаши.

– Ты отравила моего ребенка!

– Мороженое, – канючила капризница, – еще хочу, с орешками!

– Пить! – ожил дедок. – В животе пустыня!

Я протянула руку, схватила темную бутылку, наполнила картонный стаканчик, сунула старику, тот залпом опорожнил его и начал судорожно икать. Лишь тогда я посмотрела на этикетку.

– Моя дочь умирает! – патетически воскликнула мать.

Но у меня возникла другая, более серьезная проблема. О здоровье ребенка не стоит беспокоиться. Тунец – рыба, которую можно есть сырой, да и девочка не тронула его, а вот дедуля получил второй стакан оливкового масла, и сей факт меня встревожил. Как поступить? Посоветовать старичку поспешить в сторону туалета? Угостить его крепким чаем?

– Папа! – закричали из центра зала. – Сколько тебя ждать можно? Хватит пить воду!

Дедуля рысцой поспешил на зов. Я выдохнула: одной проблемой меньше.

– Ребенок погибает! – визгливо напомнила мать.

– Хочу пломбир! – зарыдала Таня.

Я навалила в вазочку гору шоколадного лакомства, добавила к нему айсберг ванильного, набросала сверху орешков, полила все клубничным сиропом и подала противной Тане со словами:

– За счет заведения.

Надеюсь, девчонка слопает килограмм десерта, охрипнет и более не произнесет ни слова.

– И мне такое же, – не растерялась мамашка, – бесплатно, за страх потерять ребенка!

Я безропотно выполнила заказ. Очень хорошо. Теперь они обе временно лишатся дара речи и молча отправятся покупать диван.

– Больше в пиццу ничего не влезет, – разочарованно протянула старушка, – ставь на газ и считай!

Я запихнула противень в печь, потыкала пальцем в калькулятор и с нежной улыбкой заявила:

– Сто четыре рубля!

– Офигеть! – подпрыгнула старуха. – Откуда столько?

– Основа для пиццы и десять наполнителей по восемь рублей двенадцать копеек, – отрапортовала я.

– Восемьдесят два получается, – живо подсчитала мать Вована.

– Тесто и сыр! – напомнила я.

– Их не надо, – сказала она.

– И куда начинку положить? – удивилась я.

– На тарелку! – нашла выход старушка. – Не желаю платить за лепеху! И сыр на фиг!

– Но у нас пицца, – попыталась я воззвать к ее разуму, – сыр обязательный ее элемент.

– Стряхни, – уперлась бабуля.

Печь начала противно пищать, я вытащила противень, неожиданно ловко накромсала пиццу, положила ее на тарелочки и протянула бабке.

– Приятного аппетита.

– За сто четыре рубля мне приятно не будет, – взвилась старуха, – из-за тебя теперь на кровать не хватит, она, зараза, двести тысяч стоит!

– Ну и цена! – выпалила я.

– Стряхивай сыр, – велела пенсионерка.

– Он расплавился, – пробормотала я.

– Значит, сковыривай, – не дрогнула она, – и где наша скидка? Сейчас конец лета.

– Простите, на еду сейла не бывает, – ошарашенно ответила я.

Корявый палец бабки указал на огромный плакат в центре зала.

– Читать умеешь? Похоже, нет. Ну сама тебе продекламирую. «Суперакция. Две вещи за одну цену. Распространяется на весь ассортимент, кроме отдела сувениров». Поняла? Значит, с меня пятьдесят два рубля!

– Пицца не вещь! – отбила я мяч на поле противника.

– А что, – насупилась бабулька, – животное?

– Нет, конечно. Пицца – это пицца, – решительно ответила я.

– Ты отдел сувениров? – пошла ва-банк старушенция.

Мне пришлось признать:

– Нет.

Вредная бабка стукнула кулачком по стойке.

– Тогда дели сто четыре пополам!

Я поняла, что скандалистку надо побеждать ее же оружием.

– Реклама обещает за одну цену две вещи. Значит, вам положена еще одна пицца, а не скидка на первую «Волшебную».

– Годится, – обрадовалась бабуля, – собирай. Эй, Вован, чего молчишь?

Сынок открыл рот, вытащил из него абсолютно целую креветку и по-детски удивился:

– Мамань, чего она не жуется? Может, мне к дантисту пойти? Вдруг зубы затупились?

Я поспешила отвернуться к печке, чтобы не расхохотаться во все горло. У одних людей прорезаются зубы мудрости, у таких, как Вован, вырастают зубы тупости.

– Она резиновая! – сообщила маманя. – Где ее взял?

Я резко изменила позу.

– Где добыл эту ерунду? – вопрошала старуха.

Вован показал на вазу в центре стойки.

– Там!

– Идиот ты, сына, – ласково укорила ребенка-переростка мать, – кто же рыбизделие без холода оставит? Оно же стухнет! В другой раз не пытайся сожрать украшение витрины, этак отравиться можно. Девушка, мы берем пиццу за пятьдесят два рубля.

Я кивнула. Креветки резиновые? Ой, мама! Сколько я их насыпала девушке в «Наполеон»? Вот почему они стали почти коричневыми!

– Двух целковых у нас нет, – воскликнула старушка, – держи полтинник, и разойдемся без обид.

Я не стала спорить, голова была занята отнюдь не денежным вопросом. Что будет с вредной Катей? Девица, видно, очень проголодалась, раз проглотила, не жуя, творение моих рук, обильно сдобренное несъедобными креветками.

– Людиии, посторонитесь! – заорали слева. – Уйдите с дороги! Я очень спешуууу!

Мимо моего ларька со скоростью зайца, укушенного осой, промчался дедок, недавно выпивший два стакана оливкового масла. Старичок летел быстро, его прыти могли позавидовать бегуны из Эфиопии, вечные лидеры Олимпийских игр и мировых чемпионатов. Может, тренерам нашей сборной по футболу воспользоваться моей наработкой? Вероятно, если напоить футболистов перед игрой выжимкой из оливок, они перестанут выглядеть дохлыми мухами и смогут забить хоть один гол в ворота игроков все той же Эфиопии?