— Хорошо. Может быть, ваша интуиция вас не обманывает. В конце концов, остались же вы живы в самой несуразной из войн современности. Я вижу ваш джип с тонированными стеклами. Вижу двух ваших соглядатаев. Вообще-то они довольно беспечны, учитывая обстоятельства. Я стою в кустах за домом в пятидесяти метрах от вас вверх по улице Александра Невского и не решаюсь подойти. Что вы посоветуете?

Никита посмотрел вверх по улице. Она была враждебна и пустынна:

— Ну зачем вам подходить? Давайте мы лучше к вам подъедем.

— Логично, — согласился Балашофф и отключился.

Преторианцы заняли свои места. Руль, после недолгих препирательств, снова захватил Леха.

— Пятьдесят метров вперед вверх по улице до перекрестка, — скомандовал ему Никита. Они тронулись очень медленно. Остановились там, где указал Никита. Он открыл дверь и приказал:

— Петр, идешь со мной. Алексей, бдишь за рулем. Мотор не глуши.

Он хорошо знал эти места и прекрасно понимал, о каких кустах говорил Балашофф. Они слева, прямо за театральным общежитием. Место это даже в час пик немноголюдное. А сейчас тут не было ни души. Балашоффские кусты были частью большого двора, в котором кроме высоких густых деревьев и одной узенькой асфальтовой дорожки, ведущей к подъезду большого дома, больше ничего не было. Темень была здесь непроглядная. Никита не собирался играть в прятки с американским бизнесменом. Он просто негромко позвал:

— Мистер Балашофф, выходите, мы здесь. Надеюсь, вы нас хорошо видите?

— У! — грозя кустам и поддерживая Никиту, ухнул по-совиному Петруха за его спиной. Он достал из-за пояса ствол, поднял его вверх и демонстративно передернул затвор. Никита обернулся и заметил:

— Да, парень, эти кусты ты точно напугал. Но вообще-то ты правильно поступил. А то у меня при себе ничего нет. Ладно, пойдем.

Они пересекли дорогу, вошли во дворик по узенькой асфальтовой тропинке. Никого. Никита нажал на кнопку вызова на своем мобильном и посмотрел последний входящий номер. Высветился номер Балашоффа. Он еще раз нажал на кнопку вызова. Длинные гудки. Трубку никто не брал. Никита опустил трубку от уха:

— Петр, ты ничего не слышишь?

— Ничего, Никита Иваныч. Машины слышу, едут. Деревья шумят. Мотор у нашего джипа работает. Нет, вот… — Он поднял указательный палец в воздух. — Вот, слышу, в доме кто-то телевизор смотрит. Гонки «Формулы-1». Вот вещь, Никита Иваныч, чисто пацанская. Хотел сегодня посмотреть, да дела не дали. — Он с сожалением вздохнул.

— Да я тебя не об этом спрашиваю, во дворе ничего не слышишь? — Никита после контузии давно не доверял своему собственному слуху. Он уже не раз подводил его. Иногда Никита слышал то, чего не было, иногда — слышал то, чего не слышала целая рота, затаившая дыхание в лесу в засаде, а иногда не слышал, как шумит улица или как забивают сваи. Он еще раз поднял трубку к уху. Телефон продолжал гудеть.

— Так, ты налево, я направо, — скомандовал Никита. — Иди шагом и слушай. Если он где-то здесь, под кустом, пьяный, мертвый или умерший от страха, зуммер должен играть и ты его услышишь. Если что, кричи.

Петруха рысью побежал вдоль дома налево, а Никита пошел направо, обходя дом с угла. Здесь был небольшой проход, выводящий прямо к памятнику Фадееву на Миусской площади. Нет, все равно никого. По улице шла женщина пенсионного возраста с двумя большими авоськами в руках, с трудом перебирая ногами. Увидев Никиту, она перешла на другую сторону улицы и сменила скорость, забыв мгновенно о тяжести своих сумок.

Никита на всякий случай заглянул в мусорные контейнеры — они были плотно набиты доверху. Вряд ли кто-то мог успеть спрятаться в них или сумел бы кого-то запихать туда в течение одной минуты.

Никита пошел назад во двор и, уже не сдерживаясь, во весь голос крикнул:

— Ну что, Петр, как там, нашел что-нибудь?

— Не-е-е. Ничего-о-о.

Никита проверил последний раз трубку. Теперь она молчала. Он непонимающе посмотрел в темную пустоту перед собой, откуда раздался голос Петрухи, и в то же мгновенье БАХ-БАХ-БАХ — три выстрела, сливаясь друг с другом, полыхнули в этой темноте. Никита видел вспышки. Били из-за деревьев на заднем конце двора, ближе к дороге. И тут же от дома два ответных всполоха. Это стрелял Петруха. Еще одна в ответ. И душераздирающий мат Петрухи:

— Ну все, б…, е… мать, п… тебе!

И еще два выстрела в подтверждение угрозы. Никита перескочил через ограждение, пробежал между деревьев и выскочил на дорогу. Стрелявший в Петруху был прямо перед ним в пятнадцати метрах. У Никиты не было пистолета, но он зашел противнику в тыл. Из кустов в сторону Петрухи полыхнул еще один выстрел. Никита понял, что нельзя терять время. Скинул пиджак и побежал на стреляющие кусты. Это заняло доли секунды. Проскочив в несколько прыжков эти пятнадцать метров, он снова перепрыгнул через ограждение и рухнул прямо на стрелявшего. Тот лежал, вытянувшись во весь рост, между двумя кустами сирени, и, сжав пистолет обеими руками, посылал пулю за пулей в глубину двора, откуда неслись ядреные п… е… и б…, подкрепляемые выстрелами. Никита с ходу ударил Петрухиного оппонента кулаком в висок, но не сильно, стараясь не убить. Тот сразу уткнулся лицом в землю и выпустил из рук пистолет. Все, схватка закончилась. Но Петруха опять проревел что-то невообразимое и послал еще одну пулю — теперь уже в Никиту. Она ударила в землю в полуметре от сидящего верхом на поверженном стрелке Никиты. Ему не оставалось ничего, как закричать:

— Что ж ты делаешь, кретин?! В своих стреляешь! Это же я, Корнилов!

И присовокупил все понятные Петрухе выражения, чтобы он быстрее остыл.

— Иди сюда, не бойся.

Прошло десять секунд, может быть, двадцать. Потерявший сознание стрелок был все еще без движения, а Никита все так же сидел на его спине, воткнув захваченный ствол ему в затылок. Наконец из кустов появился еще один пистолет. За ним появился Петр. Он держал пушку прямо перед собой, видимо, насмотрелся полицейских боевиков.

— Все, все. — Никита поднял одну руку. — Бой закончен, победа за нами, фельдмаршал. Должен вам сказать, ваш лобовой удар в сегодняшнем сражении сыграл решающую роль. Мне оставалось только зайти увлеченному вами противнику в тыл, и дело сделано.

— А? — Петруха все еще не понимал, что произошло. — Никита Иваныч, ты, что ли? — сказал он обрадованно и наставил пушку прямо Никите в лоб.

— Да я, я! Опусти ствол! Ты всех уже сегодня победил. Давай лучше посмотрим, кто тебе пытался примерить деревянный макинтош.

Никита встал и отошел в сторону. Он все-таки начальник, не ему переворачивать поверженных. Петруха, так и не придя в себя, сделал жест, чем-то похожий на пионерский, и наклонился над пленным. Было видно, что он не понимал, что именно этот человек стрелял именно в него. Он взял его за плечо и рывком перевернул на спину.

— Вот это да, — все, что смог сказать Никита. Перед ними, перемазанный грязью, но все же узнаваемый, лежал господин Балашофф.