Лунев ненадолго задумался.

— Все, наверное, сразу не расскажешь… короче, воруют у нас на стройках! Воруют в наглую! Приписки! Липовые накладные! Подмена материала! Всего и не перечесть! Пытался бороться. На собраниях выступал. Бесполезно! Все равно, что головой в стену биться. Не выдержал я. Сорвался. На последнем совещании в тресте, начальника на х… послал. Остальное ты уже знаешь.

— А в органы пробовал обращаться? В прокуратуру?

— Был я в прокуратуре, — махнул рукой Лунев, — сначала обещали разобраться. А потом вызывают и криком на меня: ты мол склочник и карьерист. Честных людей пытаешься оговорить.

— Мдаа… — ухмыльнулся Анатолий Дмитриевич, — а ведь ты ничуть не изменился с тех, военных лет. Все такой же борец за справедливость. Помню, как ты нашему комбату в морду заехал, когда тот по пьянке необстрелянных новобранцев, в атаку послал без артподготовки. Спасибо политруку: заступился. Иначе не миновать тебе тогда трибунала.

С минуту первый секретарь, подобно хирургу перед пластической операцией, внимательно вглядывался в лицо своего собеседника.

— Ты, кажется, член партии? — задал он неожиданный вопрос.

— Забыл что ли? — обиделся Лунев, — вместе заявления в блиндаже писали!

— Вот и хорошо, — Анатолий Дмитриевич хлопнул товарища по плечу, — с твоим начальником треста мы еще успеем разобраться. А сейчас я хочу попросить тебя помочь мне в одном деле.

— Меня?! — удивился Лунев, — в каком деле?

— Ты гостиницу «Центральная» знаешь?

— А как же! В самом центре города стоит, возле обкома.

— Так вот, на руководство этой гостиницы уже давно сигналы поступают. И в плане финансовых нарушений, и… — Карасев покрутил пальцами над головой, — других темных дел. Однако хода этим сигналам до сих пор не давали. Видимо, кто-то из городских руководителей не заинтересован в проведении расследования. Сейчас ситуация может измениться. Прежний директор гостиницы уходит на пенсию. Горисполком сватает на это место своего выдвиженца. Я же хочу, чтобы директором гостиницы стал человек, независимый от городского руководства. Человек честный и принципиальный. Лучшей кандидатуры, чем ты, я не вижу. Поработаешь там годик-полтора. Наведешь порядок. А я за это время подыщу для тебя должность в обкоме. Будешь помогать мне в вашей области Авгиевы конюшни расчищать. Как? Согласен?

— Согласен, — кивнул головой Лунев.

Молодой человек оказался среднего роста, широкоплечий, с мягкими чертами миловидного лица, нижнюю часть которого закрывала густая, черная борода. Одет он был в длинную, белую рубашку аль-камис. Светло-зеленого цвета изар, обернутый вокруг бедер, достигал середины голени юноши.

— Какие у него длиннющие ресницы! — восхитилась Хадиджа, с интересом рассматривая гостя, который со смущенной улыбкой мялся на пороге комнаты.

— Чего же ты остановился там? — Хадиджа решила ободрить молодого человека, — проходи, садись здесь.

Женщина указала на груду подушек возле себя.

— Расскажи мне о себе. Кто ты? Откуда родом? Кто твои родители? Чем ты занимаешься?

— Меня зовут Мухаммед бин Абдуллах, — голос молодого человека оказался с легкой хрипотцой, — я из племени курейш, рода Хашим. Мой отец занимался торговлей. Он умер незадолго до моего появления на свет. Когда я родился, моя мать Амина бинт Вахб, по традиции, отдала меня кормилице в семью бедуинов. Там я прожил до четырех лет…

— Кормилица кормила тебя грудью до четырех лет? — удивилась Хадиджа.

— Нет. Она кормила меня грудью до двух лет, а потом попросила мать оставить меня у себя.

— И твоя мать согласилась?

— Согласилась.

— Странно, — пожала плечами женщина, — а почему в четыре года кормилица вернула тебя матери?

— Она испугалась, — смутился молодой человек.

— Испугалась?! Чего испугалась?! — хозяйка дома приподнялась с подушек.

— Это довольно странная и необычная история… — краснея до корней волос, прохрипел гость.

— Расскажи, — женщина от нетерпения заерзала на одеяле, — я люблю слушать необычные истории.

Молодой человек прокашлялся и начал тихим голосом.

— Однажды я с мальчишками, сыновьями моей кормилицы, играл вдали от дома. Вдруг, неизвестно откуда, появился высокий, худощавый старик в ослепительно белой одежде. Походка его была столь легка, что казалось, будто он не ступал, а парил над землей.

Старик подошел ко мне, взял меня за руку и повел на вершину ближайшего холма. Что произошло дальше, я не помню. Но мои молочные братья рассказывали, будто незнакомец уложил меня на спину и прочел надо мной какие-то заклинания. После этого, он руками раздвинул мою грудную клетку, достал мое сердце и промыл его принесенной с собой в кувшине жидкостью, похожей на воду, но голубого цвета. Затем он вернул сердце на место и вновь прочел заклинание.

Мои молочные братья с воплями бросились домой. Я же, когда очнулся, увидел над собой заплаканное лицо своей кормилицы. На моей груди я рассмотрел чуть заметный шрам, который к вечеру того же дня исчез окончательно. Спустя несколько дней, кормилица отвезла меня к матери.

Молодой человек замолчал, украдкой глядя на собеседницу.

— Действительно, необычная история, — задумчиво покачала та головой, — как же сложилась твоя судьба в дальнейшем?

— С матерью я прожил два года, пока она не умерла.

— Выходит, ты сирота! — всплеснула руками Хадиджа.

— Да, сирота, — кивнул головой молодой человек, — после смерти матери, меня взял к себе дед Абд аль-Мутталиб.

— Я знала твоего деда. Это был уважаемый среди курейшитов человек.

— У него я прожил два года, вплоть до его кончины. Незадолго до смерти дед поручил мое воспитание своему сыну Абу Талибу. С тех пор я живу в семье моего дяди. В детстве я пас овец, а сейчас помогаю дяде в его торговых делах.

Гость замолчал, вопросительно глядя на хозяйку дома. Та не торопилась возобновлять беседу, задумчиво разглядывая узор на одеяле.

— Мухаммед, — заговорила она, наконец, — я позвала тебя, чтобы предложить работу. Через несколько дней в Сирию отправляется торговый караван. Я хочу, чтобы ты отправился с ним торговать моим товаром на сирийских рынках. Плата за твой труд будет составлять пятую часть от прибыли за проданный товар. Если ты согласен с этим условием, то мы сейчас же обсудим детали нашего договора.

Глаза молодого человека заблестели радостным светом.

— Конечно! — вскочил он на колени, — конечно, я согласен, достопочтимая Хадиджа хатун.

В дверь кабинета постучали.