– Иногда. – Гном мрачнеет. – А в тот раз Подземелье чуть не погибло.

– И люди тоже, – добавляет мастер.

– Люди тоже, – соглашается Серж. – Не зря же те времена называют смутными. Хотя по мне – люди склонны сильно преувеличивать свои подвиги и свои страдания.

– А пророчество звучало так… – Старшина вспоминает, сдвинул брови. – Если я правильно помню, так. «Подземелье поставят на грань…» Нет. Вот: «Подземелье люди поставят на грань, и людям ответит тем же народ Подземелья. И в дни отчаянья, когда умрет надежда, под землю опустится принц, юный принц с чистой душой, и станет надеждой он. И не будет иной надежды у Подземелья, и не будет иного пути – только путь, которым пройдет сын короля, гордый сын жестокого отца».

– Не очень-то понятно, если не знать, чем все закончилось, – говорит Серж.

– Э, кто из людей знает?! Слыхал я ваших менестрелей! Принц Карел принес когда-то мир своей стране и Подземелью, но мы помним, какой ценой, а люди?

– Я потому и спросил, – отвечаю я гному.

– Наша память крепче людской, – в голосе гнома слышится печаль и торжество. – Подземелье чтит принца Карела и всегда будет чтить. Мы помним, какой путь прошел он ради мира.

– Ты расскажешь нам?

– Э-э, может быть. Не знаю. А может, и нет. Расскажи сначала ты, Анже, человек Господа.

– Что ж, – говорит Серж. – У нас впереди долгая дорога. Рассказывай, друг Анже.

Я начинаю рассказывать. И уже на второй фразе меня осеняет, почему Серж предложил мне рассказать – зная, что я и сам собираюсь сделать это. Он – старший. Он взял на себя ответственность.

Я запинаюсь.

– Серж, – начинаю я.

– Рассказывай. – Серж улыбается обычной своей широкой улыбкой. – Мне, знаешь ли, и самому интересно послушать еще раз: теперь, когда мы знаем пророчество.

Мы ужинаем вместе с гномами, прибавив к их угощению скудные остатки своих припасов. Мы ночуем у гномьего костра, укрывшись гномьими одеялами, защищенные от ночных опасностей гномьими заклятиями.

Я долго не могу уснуть. Гномы храпят басовым хором, а я смотрю в ночное небо, на яркие весенние звезды, и думаю о Каменном Оракуле.

Почти весь следующий день мы едем на гномьей телеге. Я успеваю рассказать подземельным всё, что сам узнал. Это очень странное чувство – рассказывать гномам о том, что сами они знают лучше меня. Но я чувствую их интерес, я ощущаю его – не душой даже, а всей кожей.

– Почему это так важно для вас? – спрашиваю я.

– Это взгляд с другой стороны, – отвечает гномий старшина. – Если смотреть с одной только стороны, никогда не придет понимание. Мы помним о тех временах, но мы многого не понимаем.

Так и получается, что гномий обоз доезжает до Коронного леса, до красновато-коричневого, в рост человека, валуна, отмечающего начало Королевской Тропы, а гном так и не рассказал мне о Кареле.

Понятное дело, я печалюсь. Но гномий старшина говорит так:

– Если остались меж нами нерешенные дела, Анже, – это знак. Мы еще встретимся с тобой. И знай, я рад буду этой встрече.

Мы спрыгиваем с телеги и останавливаемся. Трудно уйти сразу.

– Спасибо, мастера Подземелья, – говорит Серж. – Доброй дороги вам.

– И вам того же, люди Господа, – отвечает гном. – И запомните: вы будете желанными гостями в Подземелье. Ты, Анже. И ты, Серж. Вы можете рассчитывать на помощь Подземелья. Вы оба.

Мы кланяемся в ответ. Страж гукает, телега трогается… мы смотрим вслед обозу, пока последний пони не исчезает за близким поворотом.

Королевский егерь встречает нас у начала тропы: молодой ладный парень, высокий, широкоплечий, очень красивый в зеленом, отделанном бело-фиолетовым шнуром охотничьем костюме.

– Кто из вас Анже? – неожиданно мрачно спрашивает он.

Я отзываюсь.

– А ты? – спрашивает он у Сержа. – Мне сказали, зван только Анже.

– Брат Серж, – коротко представляется Серж. Медлит мгновение и добавляет: – Анже всего только послушник.

– Вы там, в монастыре, боитесь отпустить своего послушника одного в гости к королю?

– Боимся, – покладисто соглашается Серж.

– Ладно, – ухмыляется егерь. – Раз так, ступайте оба за мной.

Он поворачивается и идет по тропе впереди нас, легким, неслышным шагом охотника. Широкие плечи, соломенные волосы до плеч, самострел за плечом, широкий нож на поясе. Нужны ему два монаха… оттого и злой, верно.

– Я думал, королевские егеря ходят по двое, – тихо говорю я Сержу.

– Не всегда, – бурчит Серж.

– На вас двоих хватит меня одного, – не оборачиваясь, бросает егерь.

Понимай как знаешь… Серж толкает меня в бок, коротким выразительным жестом приказывает: «Молчи!» Я киваю.

Мы идем по лесу довольно-таки долго. Сгущаются сумерки, в шум ветра вплетается далекое тявканье. Кричит какая-то птица… или не птица, не знаю… не разбираюсь я в лесных звуках. Серж, верно, знает. Провожатый наш – тот вовсе идет, как по собственному дому. Ему ли леса не знать! А на нас и не оглядывается. Неприятный тип.

– Пришли. – Мрачный провожатый останавливается и жестом гостеприимного хозяина пропускает нас вперед. – Королевский охотничий домик. Вас встретят.

– Благодарю, – с вовсе не свойственной ему обычно церемонностью кивает Серж. – Пойдем, Анже.

Я не сразу могу сдвинуться с места. Да и потом не под ноги гляжу, а на лесной дворец короля. «Домик»! Два этажа, стены из гномьего белого кирпича сияют в сумерках, окна из настоящего прозрачного стекла, а крыша… крыша, кажется, такая же, какую сделали в Готвяни, при старом еще короле, на Адмиралтействе. Желтое дерево, пропитанное гномьим хрустальным лаком. Да… вон, блики какие золотые. Красиво. Представить трудно, сколько отвалили подземельным мастерам за работу… уж поболе, пожалуй, чем двум-трем городкам вроде моего родного Каменного Рога в год на пропитание уходит. Зато – красиво.

Навстречу нам выходит слуга. Величественный – самому королю впору. Нам неоткуда знать, может, он среди здешних слуг за главного, а может – и вовсе никто, побегушка распоследний. Все равно – величие короны глядит на нас его глазами. Неприятно… таким ничтожным сразу себя ощущаешь под этим взглядом!

– Пройдемте. – Он кланяется нам, людям Господа, как подобает, но голос его, как и взгляд, принижает нас. – Вас велено накормить.

– Веди, – улыбается Серж.

Наш новый провожатый разворачивается и идет перед нами, прямой, неторопливый… неприятный. Серж толкает меня: