Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы еще посидели, помолчали, щурясь на весеннее солнце, и я даже немного задремал: после плотного вкусного обеда поспать – святое дело! Сазонов готовит великолепно, мне до него в этом деле – как до Москвы пешком. Он бы точно мог работать поваром в хорошем ресторане! Если бы не был матерым убийцей. Впрочем, одно другому не мешает.
Примерно через час Сазонов позвал меня на тренировку. Стрелка – не стрелка, а изменять нашему распорядку он не собирался. Как и позволить расслабиться. О чем тут же и заявил, мол, расслабляться не нужно, тот, кто расслабляется, долго не живет. Нужно жить «на щелчке» – это когда оружие снято с предохранителя и готово к стрельбе.
Интенсивной тренировки не было. Сазонов все-таки меня в этот раз щадил – нападал довольно-таки медленно, так, что я мог вполне легко и свободно ставить блоки и уходить от ударов. А еще было ощущение, что он готовит меня к сегодняшней схватке, делает так, чтобы я был к ней абсолютно готов. То, что это будет схватка, я не сомневался. Эти парни придут нас гасить, а не разговоры разговаривать.
Дикое время пришло. Совершенно безумное. Жизнь не стоит и ломаного гроша. Не жалеют ни своих, ни чужих. И тем более конкурентов. А мы реальные конкуренты, потому нас будут гасить по полной.
Потом я принял душ и немного отдохнул, вытянувшись на твердой, уже привычной кровати в «своей» комнате. Разбудил меня Сазонов, коснувшись плеча, после чего я подскочил, как подброшенный мощной пружиной. Сна как не бывало, в голову билась кровь, мышцы звенели, звуки слышались мощно, усиленно, будто проходили через громкоговоритель. Даже подумалось: а может, Сазонов мне что-то подсыпал? А что, с него станется! Химик чертов!
Прежде чем ехать, быстро снял с машины номера. От гаишников отобьюсь, «на фуражке» проеду, а идентифицировать меня по номеру машины будет уже невозможно. Да, я готовлюсь к поездке, будто знаю, что все закончится трупами. И не будто, а знаю. Теперь откуда-то знаю.
Еще немного посидел, попил чаю, раздумывая о том, во что я теперь превратился и во что это все выльется, но погрузиться в дебри самоанализа по самую макушку не успел, время поджимало. На досуге порассуждаю, какой бандитской зверюгой стал и чем теперь я лучше настоящих бандитов. Бывает, что накатывает, ага. Тут главное – не углубляться. Делай то, что должен, и не думай лишнего. Все равно сдохну рано или поздно. Но сделаю все, чтобы это произошло как можно позднее.
У спортзала подхватил Янека и Косого. Казак поехал на своей «восьмерке» (с которой я заставил его тоже снять номера) вместе с Витей. Витю решили звать Боксером. Сначала Боксера на стрелку брать не хотел, но Казак за него поручился, мол, свой парень, крутой и не болтливый.
Мукомольный завод – место глухое. Казалось бы, до центра – тьфу. Но… тут почти никто не ходит, особенно вечером и в такое время года. Здоровенный бордюр закрывает от реки, справа – железнодорожные пути, по которым когда-то сновали вагоны с зерном и мукой. Теперь – затишье, как и везде в производстве. Люди сюда лишний раз не заходят – если только на лодочные базы, раскиданные вдоль набережной, но пока еще не сезон для поездок на моторках, да и не особо сейчас покатаешься – зарплаты задерживают, а бензин дорог. Попробуй, накорми эти чертовы «Вихри» и «Нептуны», которые просто-таки лопают горючку, пьют ее в три горла! В советское время река гудела от пролетающих по ней катеров и моторок, звенела, как разбуженный улей. Теперь редко-редко где-то далеко прозудит подвесной мотор «Казанки» либо «Прогресса», и то, небось, Рыбнадзор катается либо водная милиция. Не до покатушек теперь народу…
Мы приехали раньше назначенного времени минут на двадцать. Так будет вернее. Осмотреться, рассчитать пути отхода. Машины оставили выше, у спуска к набережной – мало ли что случится, вдруг заблокируют? А так хоть можно добежать. Вернее, убежать. Мест, где можно скрыться, спрятаться, более чем достаточно. Строительный мусор, бетонные плиты, какие-то склады, полуразрушенные строения… Обыватель даже предположить не сможет, что в этом месте, прикрытом от глаз старинными, еще дореволюционными постройками, может находиться такое… безобразие. Хорошее место для разборок! И до центра недалеко, и до городской больницы два шага… до морга.
Бандиты подкатили на четырех машинах, забитых полностью, даже сверх меры, – из «девятки» вылезли сразу шесть человек. Кстати, номера эта шпана даже не попыталась укрыть. Или снять. Если только эти самые номера не были фальшивыми. Что, впрочем, совсем даже не обязательно. Бандиты в последнее время совершенно обнаглели. Уже и оружие перестали прятать. В советское время на каждый огнестрел выезжал сам городской прокурор. А как же! Стреляли! А теперь стреляют ежедневно – не успевают убирать трупы. И ничего, все в порядке вещей!
Мы стояли тесной группой – пятеро, я и Косой впереди, трое позади нас. В руках ничего. Ни стволов, ни бейсбольных бит. А вот у некоторых парковских в руках были биты. И они держали их с таким видом, как если бы собирались этими битами разогнать не пятерых парней, а целый полк морской пехоты США. Героические такие пацаны, много о себе мнящие, видимо, от безнаказанности.
Впереди шел неприметный парень лет тридцати, одетый не как остальные, вырядившиеся в спортивные костюмы, кроссовки и кожаные куртки. Нет, у него был кожаный плащ, нормальные, не пацанские брюки и приличные черные ботинки, начищенные до зеркального блеска.
Подойдя к нам на расстояние пяти шагов, парень в плаще остановился и замер, сунув руки в карманы своей «козырной» одежонки. Замерли и все остальные, встав за ним полукругом, как стая бродячих псов за вожаком.
На первый взгляд – парни как парни. Ничего зверского – спортивные, молодые, некоторые даже симпатичные. Но впечатление обманчиво. Это – шакалы, самые настоящие шакалы. Падальщики, никчемные твари!
Кстати, зря я шакалов обидел. Во-первых, они прародители собак, а я собак люблю. Во-вторых, у падальщиков своя задача – убирать гниющие трупы. С чем они справляются великолепно. А у этих – ничего, кроме инстинктов и желания красивой жизни за чужой счет! Бесполезные гады. И опасные.
– Ну и кто тут у вас Самурай? – спросил парковский вожак, покачиваясь, переступая с носка на каблук и обратно.
– Я Самурай! – откликнулся, разглядывая собеседника.
– А чего морду-то прячешь? – спросил парень, криво усмехнувшись. – Тут все свои, чего боишься-то?
– Ты чего звал? – спросил я, не желая вступать в долгие и бесполезные разговоры ни о чем.
– Чего звал? – парень посерьезнел, и лицо его окаменело. – Сказать, чтобы вы, мудаки, не лезли туда, куда вам лезть не нужно! Это наша территория! И ломбард наш! И все – наше!
– А кто нашего бухгалтера ударил? – спокойно спросил я, чувствуя, как накатывает желание убивать. Именно накатывает – по-другому это назвать нельзя. Красная волна захлестывала мозг, в ушах звенело, во рту вкус железа – то ли язык прикусил, то ли щеку, сам не понял, что именно!
Заставил себя успокоиться. Замер в ожидании.
– Я врезал вашему жиду! – парень справа от авторитета довольно ощерил зубы, «украшенные» золотом и сталью. – Еще раз его увижу – убью!