– Вот что, Виктор Васильевич… – я сделал паузу, и отморозок удивленно воззрился на меня. Так я с ним никогда не разговаривал. Больше – презрительно или с угрозой. Как он того и заслуживал.

– Пойдем, поговорим! – Я кивнул ему на выход в сад и пошел под навес, где обдувал уже теплый ветерок и сияло весеннее солнце. Торчать в залитой кровью, пахнущей смертью кухне очень уж не хотелось. Лучше разговаривать на просторе, где видно – подслушивает кто-то или нет.

– Ты знаешь, что твоя мать работала на меня? – задал я лобовой вопрос, пристально глядя в красное, блестящее от испарины лицо парня.

– Знаю… – неохотно кивнул он. – Говорила, что поможете, если что. Помогли, ага!

– Ты хочешь найти убийц? – не стал я педалировать свое раздражение.

– Ясное дело, хочу! – вскинулся парень. – Я порву их, как тузик грелку! Я им кишки вырву! Я их…

– Заткнись и слушай! – перебил я этот фонтан справедливого гнева. – Если хочешь найти убийц, давай, рассказывай, что мать говорила в последнее время. Кто к ней приходил, кто, может быть, угрожал. Какие проблемы были – если они были. Все рассказывай! Кстати, ты под кем сейчас?

– К-хм… с парковскими я! У них Аким – бригадир. Ну и кодла моя тоже со мной.

– А чего там делаешь? Обязанности какие?

– Какие обязанности? – даже удивился собеседник. – На ларек какой наехать… стекла побить. Деньги собрать – когда скажут. Ну и вообще – на подхвате. Как обычно в бригаде. Пехота, чо. В натуре, ничо особенного. Не киллеры, точно!

– Ты бы мог мне помочь… а я тебе! – Я посмотрел парню в глаза и увидел в них злой огонек и ненависть. Он меня ненавидел еще с того раза. И ничего не забыл.

– Я не буду стучать, в натуре! – собеседник презрительно прищурился. – Я не мусорская прокладка! Не подкатывай ко мне с такими заявами!

– А если я пущу слух, что твоя мать стучала мне о том, что ты ей докладывал? Ты давал ей расклад на своих пацанов, а она передавала мне. За «крышу». Тогда что ты запоешь?

– Ты чо, в натуре, охренел?! – у парня даже голос сорвался. Видимо, в горле пересохло. – Ты… ты…

– Я сделаю, придурок! Ты какого хрена тут передо мной строишь из себя крутого?! Ты – козел! Падаль! И ты будешь мне барабанить! Иначе я тебя угроблю, просто – угроблю! Понял, дебил?! Ты вообще с кем разговариваешь?! Ты что себе думаешь, перед тобой постовой мент? Лох какой-то? Я – опер! Из ГУВД! Целый капитан! А ты мне тут строишь героя! Сейчас возьмешь листок бумаги и напишешь заяву о сотрудничестве, понял? Понял, я спрашиваю?!

– Понял…

Парень мечтал меня убить. И не просто убить, а так, чтобы я мучился, и как можно страшнее. Но мне было глубоко плевать. Я потерял одного агента – получу другого. Работа такая!

– Шагай домой, неси бумагу и авторучку. Быстро!

Я прикрикнул, и парень едва заметно вздрогнул. Потом молча поднялся и ушел домой. Не было его минут пять, потом появился – с авторучкой в одной руке и листом бумаги в другой. Еще минут десять я диктовал ему то, что нужно написать, и он написал. Все написал, начиная с фамилии-имени-отчества и заканчивая своим нынешним «местом службы», с перечислением имен бригадиров и самого главного авторитета. Впрочем, их там было трое – братья Сапегины. Бывшие боксеры, как это частенько и бывает. Большинство бандитских группировок так или иначе связаны со спортом. Кроме шахматистов и шашечников. Впрочем, тоже не факт.

– Ну вот, теперь как следует поговорим! – Я сложил лист вчетверо и с удовлетворением опустил его во внутренний карман куртки. – Вспоминай, что тебе говорила мать!

Ничего нового я не узнал. Или парень ничего не знал, или… мог соврать, конечно. Зачем? Например, из вредности. То, что я взял с него расписку, ничего не значит. Заставить что-то сделать можно, а выдать информацию невозможно – скажет, что не знает, и что ты сделаешь? Увы, насильная вербовка имеет свои слабые места. Но что есть, то есть, приходится работать и с такими агентами.

В общем, никто не угрожал, никто не приходил, кроме участкового. Тот требовал платить за «крышу», считал, что шинкарка торгует наркотой. Но это я и так уже знал.

Похоже, что висяк. И, как обычно, раскроют случайно, через месяцы или годы. Или не раскроют. Кому нужна какая-то там самогонщица?

Была у меня вначале мысль, что грохнул мамашу ее сынок. Чаще всего так и бывает – убивают близкие родственники. Но потом я отказался от этой версии, слишком этот тип глуп, чтобы суметь сыграть горе о смерти матери. Не тот контингент. Вот был бы он интеллигентом… актером каким-нибудь!

Потом я пошел и осмотрел место происшествия – внимательно, сантиметр за сантиметром. Посмотрел на разгром и в других комнатах и тоже ничего особого не увидел. Единственное, что точно понял, – обыск производили тщательно, не пропуская ни сантиметра.

Снова вернулся в сад, увлекая за собой нынешнего хозяина дома, ходившего за мной, как пес на поводке. Похоже, он боялся, что я найду спрятанные матерью деньги и заберу их себе. Усевшись на скамью, я изобразил из себя рентгеновский аппарат и выпустив лучи проницательности, веско спросил:

– Кто сегодня едет на стрелку к мукомольному?

Глаза парня расширились, и я понял, что он знает!

– Откуда вы…

– Кто поедет?

– Ну… наша бригада. Еще – бригада Клима. Человек двадцать все вместе. Сказали – лохи какие-то залетные будут, надо их поучить так, чтобы забыли, как лезть туда, куда не надо.

– Оружие?

– Сказали – биты взять, ножи, кастеты. Про стволы не знаю ничего, может, у старших и есть.

– Не езди сегодня на стрелку. Понял? Не езди! Отмазка у тебя есть – мать убили. Позвони им, скажи. Не езди. И не вздумай сказать, что я интересовался. Узнаю – плохо тебе будет.

Ответов слушать не стал. Поднялся, вышел на улицу и побрел к дому Сазонова. Версий убийства шинкарки не было никаких, кроме одной – пустила кого-то знакомого, не ожидая проблем. Ну и огребла. И снова определил, что это преступление будет раскрыто не скоро, не по горячим следам.

Сазонов был спокоен и деловит. Как всегда, начал с обеда, справедливо предположив, что поесть я не успел, а мой организм, подстегнутый уколами, требует горючего не меньше, чем трактор желает солярки. Он не спросил, куда я уехал ночью. Вообще ничего не спросил. В том числе и о том, куда я ходил сейчас, когда оставил машину под окном. В принципе это и так было ясно – его уже опрашивали на предмет того, видел он чего-то или нет. Обычная практика. Кого еще опрашивать, если не соседей?

Но он ничего не видел и не слышал. Спрашивать меня о том, какие я имею версии по поводу этого убийства, Сазонов не стал. Знает, что и так бы поделился, если бы что-то раскопал.

С интересом послушал о том, как я завербовал сына убитой. Заметил, что вербовка проведена достаточно грамотно, хотя и излишне грубо. Когда я рассказал о будущей стрелке с бандитами, нахмурился. Потом встал, сходил в дом и принес откуда-то из его недр лыжную шапку с прорезью для глаз. Для чего – это и так было понятно. Говорить о том, что такая же шапка уже лежит в багажнике моей машины, я не стал. Зачем? Показать, что я не такой дурак, каким он меня считает? Так он не считает дураком, просто перестраховывается.