Погодите.

Меня не нужно спасать.

Черт возьми, Парису хватило минуты, чтобы вернуть меня в состояние беспомощности, из которого я с таким трудом выбиралась. Я не беспомощна. И способна спасти себя сама. Поворачиваюсь к нему, и мы почти прижимаемся друг к другу.

–Парис?

Он опускает взгляд на мои губы, а его голос становится низким.

–Да?

Я хватаю его за член железной хваткой и сжимаю. Он скулит от боли и пытается отпрянуть, но я держу слишком крепко. Ему удается лишь сделать себе еще больнее. Я загораживаю то, что делаю, от Беллерофонта, и это к лучшему. Такое расценили бы как нападение. Я слегка выкручиваю свое запястье, наслаждаясь, как лицо Париса становится болезненно зеленого цвета.

–Еще хоть раз прикоснешься ко мне без разрешения, и я тебя выпотрошу.

–Сука.– Его голос звучит слишком высоко.– Хочешь играть грубо? Будет тебе грубость.

Не обращаю внимания на волну страха, которую пробуждают его слова, и сжимаю сильнее. Достаточно, чтобы у него подкосились колени.

–Ты больше никогда не будешь со мной играть, ублюдок.

–Ты ответишь за это,– хрипит он.

–Нет, не отвечу. Потому что не ты победишь. А я.– Я отпускаю его и делаю шаг назад, увеличивая пространство между нами.

Он медленно выпрямляется.

–Елена.– Его злость исчезла, быстро спрятавшись за обаянием. Он всегда умел прятать свои негативные эмоции. По крайней мере, до тех редких моментов, когда они взрываются без предупреждения. Парис слегка морщится и улыбается, будто я только что сделала что-то умное.– Ты всегда такая безрассудная. Всегда готова пострадать, лишь бы причинить боль мне.

–Замолчи.– Я осознаю свою ошибку, едва произношу это слово. С тем же успехом могла помахать красной тряпкой перед быком. Парис больше всего на свете любит выводить меня из себя.

И конечно, его улыбка становится шире.

–Неужели ты правда думаешь, что твой брат позволит кому-то вроде тебя стать Аресом? Одна только твоя вспыльчивость разрушит Олимп. Ты не стратег, никогда не знаешь, когда нужно отступить, а когда прогнуться. Ты даже простую полосу препятствий не смогла пройти без посторонней помощи, а думаешь, что способна руководить армией Олимпа? Не смеши меня. Из-за тебя мы станем слабыми, уязвимыми перед врагами. Врагами вроде них.– Он кивает в сторону фургона, в который сели два чужака.– Если правда желаешь добра этому городу, то откажешься от участия.

Пытаюсь придумать ответ, но его слова проникают глубоко и пускают свои ядовитые корни. Я правда импульсивна и безрассудна. Была такой всю жизнь. Сколько раз отец и брат обвиняли меня в этом? Если бы я не была безрассудной или импульсивной, я бы ни за что не переспала с Ахиллесом прошлой ночью. Не флиртовала бы с Патроклом. Не совершила бы много безумных поступков, когда напряжение становилось невыносимым.

Я бы никогда не рискнула завоевать титул Ареса.

Мне все равно. Парис ошибается. Наверняка ошибается, и я не позволю, чтобы он заставил меня сомневаться в себе. Никогда больше. Я сглатываю ком в горле.

–В следующий раз, когда прикоснешься ко мне без разрешения, я отрежу тебе руку и забью ею до смерти.

–Все вспыльчивость, вспыльчивость.– Он смеется и, обойдя меня, садится в ближайший фургон.

Я скорее и себе отрежу руку, чем пойду за ним, поэтому отворачиваюсь и иду к следующему фургону. Беллерофонт смотрит на меня, вскинув брови.

–Проблемы?

–Конечно нет.– Мне не удается изобразить улыбку, я быстро обхожу их и забираюсь в фургон.

Только усевшись между двух чужаков, я перевожу дух и задумываюсь, не совершила ли ошибку, выбрав эту машину. Дверь закрывается, и становится слишком поздно. Черт подери. Я взвинчена настолько, что не могу держать себя в руках, едва ли не кричу из-за чувств, с которыми не знаю, что делать. Я не готова к стычке с кем-то из этих мужчин, ни словесной, ни какой другой.

Тот, что с короткими волосами,– Тесей – вытягивает длинные ноги и пристально на меня смотрит.

–Там, откуда я родом, женщины знают свое место.

Ух ты, вот так сразу? Странно, но это даже успокаивает. Мне не нужно вести себя любезно и мило. Я смотрю на него, медленно моргая.

–Хорошо вам. Там, откуда ты родом, к тому же принято высказывать незнакомцам свое мнение, о котором никто не спрашивал?

На его лице мелькает улыбка, но взгляд у него недовольный.

–Но ты же не незнакомка, разве нет? Ты – приз.

Спасибо, что напомнил. Я обращаю взгляд на Минотавра. Он наблюдает за нами пустым взглядом голубых глаз. Жутковато. Смотрю на обоих с притворным сочувствием.

–У вас нет ни единого шанса на победу, а наши женщины знают, что их место – наравне с остальными. Отправляйтесь домой, пока не опозорились.– Мне жаль женщин, о которых идет речь, если он говорит правду, но откуда он вообще? С Марса?

Тесей качает головой.

–Ты – доказательство того, что Олимп слаб. Ты и твои люди так долго живут в роскоши, что забыли, каково в реальном мире.

Холод пронзает меня.

–А вы, видимо, пришли донести до нас, что не так с нашими порядками. Повезло же нам.

–У тебя слишком длинный язык. С этим мы тоже разберемся.

Паника, которую испытала от конфликта с Парисом, возвращается с новой силой. Хватило разговора с этим мужчиной, и он уже соперничает с моим бывшим за звание человека, которого я меньше всего хочу видеть победителем. Дело не только в угрозе, которую он представляет лично для меня, а в том, что называет Олимп слабым, будто ему представится возможность это изменить. Возможно, я слишком быстро отвергла попытку переворота. Мы не можем позволить кому-то из них выиграть. Я содрогаюсь от одной мысли об этом.

–Спасибо, не стоит.

Он наклоняется вперед, но Минотавр бурчит. Не знаю, что у них за отношения, но этого звука достаточно, чтобы остановить Тесея. Он отодвигается и закрывает глаза, завершая наш разговор.

Вот и хорошо. Я чувствую себя, словно треснувшее стекло. Одно неверное движение разобьет меня вдребезги. Бессмыслица. Я прошла первое испытание, я должна быть вне себя от радости. Должна праздновать. А вместо этого стараюсь не расплакаться.

Да что, во имя богов, со мной не так?

Когда мы подъезжаем к общежитиям, я все еще не нахожу ответа. Иду в свою комнату, потупив взгляд. И только когда закрываю дверь, отгораживаясь от остального мира, меня начинает трясти. По крайней мере, я держала себя в руках до тех пор, пока не осталась одна.

И вдруг понимаю, что на самом деле не одна.

На моем диване развалились Гермес с Дионисом. Она так быстро переключает каналы, что ничего невозможно понять. Дионис лежит, опустив голову ей на колени, а она лениво перебирает его волосы.