Мы уже подъезжали к нужному городку, когда я сказал Дарье:

– Думаю в Горький перебраться, ещё есть вариант с Казанью. Снимем квартиру и будем жить. Госпитали там тоже наверняка есть, постараемся Аню перевести.

– Ой, а можно в Горький? У меня там одноклассница живёт, она туда ещё с началом войны к бабушке уехала.

– Скажу честно, насчёт Горького ещё думаю, как я слышал, его бомбят из-за заводов, расположенных там, и сильно бомбят. Хотя особой разницы нет, бомбят-то заводы, а не жилой сектор.

– Вот, жить можно.

– Хорошо, мы с Аней подумаем и решим.

В это время грузовики заехали на территорию каких-то строений. Это не школа, похоже, какое-то ведомственное здание, но и не больница. Пассажиры наши всю дорогу, пользуясь возможностью, просто проспали, что и позволило нам с Дашей спокойно поговорить, сейчас, собрав вещи, направились в одно из зданий, а я спросил у Дарьи:

– Ты есть хочешь?

– Умираю, – простонала та.

– Беги поищи Анну. Подозреваю, она в том, втором здании, в окне мелькнула. Приведи её, обеих вас покормлю, домашним.

Даша побежала туда, Анна действительно там, сканер показал, а я стал думать, чем кормить девчат. Едят они не много, так что одного полного солдатского котелка с борщом, подкрашенным ложкой сметаны, на двоих хватит, ну и макароны по-флотски на второе. И чаем с лимоном залакировать всё. Я достал еду, включая нарезанный хлеб на тарелке. Анна уже бежала к машине, так что вышел и обнял её. Девчата устроились на заднем сиденье машины и накинулись на еду, обе голодны, к тому же в этом здании столовой нет, значит, будут возить им пищу в термосах из ближайшей школьной столовой.

Активно работая ложками, девчата расспрашивали меня. И я, всё так же сидя на месте водителя, описал, что встретился с партизанами, как мы громили с тылу немецкие батареи, на что жена с сестрой подтвердили, что через некоторое время после моего ухода обстрел действительно намного уменьшился. Потом им о взятых в плен генералах рассказал, ну и о награждении. Меня тут же попросили показать награды, которые к моему френчу прикручивал лично Сталин. Он это редко делал, обычно в коробочке награду вручал, а тут сам навесил. Расстегнув шинель, я показал ордена.

Аня сказала, что за эти три дня к ней дважды наведывались военные, искали меня. Она отвечала честно: к немцам в тыл отправился, партизанить. Я её похвалил.

Запахнув шинель, я широко зевнул и сказал:

– Больше суток не спал. Надо найти место выспаться.

– Жаль, у нас все свободные места заняты, я бы тебя куда уложила. Ждём, когда разбомбленный мост железнодорожный починят, чтобы отправить раненых дальше в тыл. Наш госпиталь тоже эвакуируют. Я только что узнала это на планёрке. В Горький нас отправляют.

Мы с Дарьей переглянулись, и я сказал:

– Судьба.

– Вы о чём? – смерила Аня нас подозрительным взглядом.

– Не ревнуй, солнышко. Если уж я захочу сделать Дарью второй женой, пусть и гражданской, я это сделаю. Сама знаешь, она в моём вкусе, а ходить мимо, как кот рядом со сметаной, я не собираюсь. Характер не тот. Моё – значит, моё.

– Эй, я тут! – возмутилась Даша.

Аня же, задумчиво посмотрев на меня, ласково спросила:

– Милый, ты помнишь, как я со скальпелем работаю? Говорят, кастраты тоже неплохо живут.

– Не понимаю, чего ты злишься? – Девчата уже поели, так что я, перегнувшись через спинку сиденья, стал наливать им в кружки чай. – Наоборот, радоваться за сестру должна. Война страшная, и потери среди мужчин таковы, что после войны за них до драк может доходить. Дарья может остаться старой девой, ни детей, ни семьи. А тут мужчина под боком, детей общих я признаю. Единственно, измены не потерплю, прогоню сразу.

– Как интересно, – хмыкнула Анна и, сделав глоток чая, продолжила: – Тебе изменять, значит, можно, а нам нет?

– Я всё ещё тут сижу, – пробормотала Дарья, спрятав лицо за кружкой.

– Мужчины моногамны, солнышко, для них владеть несколькими женщинами так же естественно, как дышать, а вот у женщин другое дело. Напомню, у мужчин бывают гаремы, а вот у женщин – нет. Ну за редким исключением. А вообще я по характеру гаремник, и более того, полностью поддерживаю понятие кровной мести, и даже следую ему… Что вы так на меня смотрите? У меня очень специфичный вкус, и должен сказать, найти ту, кто мне по вкусу, очень сложно. С вами мне повезло, встретил и упустить не хочу.

– Я вот думаю: плеснуть тебе чай в лицо или нет? Очень хочется. Только сомневаюсь, что это поможет.

– Ага, не поможет. Ладно, оставим эту тему, раз вы к ней ещё не готовы, я лишь хотел сразу всё пояснить, чтобы потом вопросов не было. Добавлю разве что, что гарема из двух жён мне вполне хватит, бегать налево я не буду. Да и детей больше будет, я лично их люблю. В смысле – своих детей. На чужих мне наплева… В общем, они мне безразличны.

– Почему?! – хором спросили сёстры.

– Потому что любить можно только своих детей, потому что они – свои. Чужих можно только терпеть. Дети – это эгоистичные, маленькие, злобные и мстительные создания, для которых одно единственно правильное мнение – это собственное. В ином случае слёзы, истерики и всё остальное, отчего родителям приходится крутиться, подстраиваясь под них. Так что детей я готов любить, но, как уже говорил, только своих. Если мне чужого в подоле принесут, выгоню обоих. Это, кстати, намёк. Ладно, поели, планы у вас какие?

– У нас работа, а тебе выспаться нужно.

– Это да. Мост когда восстановят? Это чтобы примерно знать, когда госпиталь будет отправлен в Горький.

– Мост ещё неделю будут ремонтировать. Но нас могут эвакуировать на машинах до следующей станции, и там уже поездом в Горький, а значит, это раньше.

– Любит командование всё усложнять, даже если это медики. Вот что предлагаю я. Мы с Дарьей отправляемся в Горький, воздухом, самолёт будет. Там ищем квартиру или дом, снимаем его. Ты прибываешь с госпиталем, и у тебя уже будет место постоя.

Бум-с. Потерев лоб, который Анна проверила на крепость с помощью дна кружки, я спросил:

– И за что?

– За явную попытку соблазнить мою младшую сестру, пока меня с вами не будет. Только не говори, что ты её не тронешь в Горьком.

– Дарья, – проникновенно посмотрел я на неё, – я тебе честно скажу: ты мне нравишься, даже очень, о любви ещё рано говорить, мы слишком мало друг друга знаем, но твою ревнивую сестру я очень люблю. Но если и ты войдёшь в нашу семью, я и тебя любить буду. Только потом не спрашивайте, кого больше, ответ всегда будет один: обеих одинаково.

Бум-с. Убирать голову я не стал, так что получил вполне заслуженно по лбу. Грустно на них посмотрев, пробормотал:

– Совсем сон отбила.

Вообще-то всю эту речь я обдумал заранее. Дарья мне действительно нравилась, не меньше Анны, девчонка в самом соку, и просто глупо было заставлять застаиваться её. Она – уже распустившийся цветок, можно понюхать, но меня просто с ума сводит мысль, что её будет обнюхивать кто-то другой. Я уже считал её своей собственностью и вот сейчас закинул удочку. Ответа сразу я и не ждал, пусть подумают, осмыслят и примут какое-нибудь решение. Надеюсь, правильное. А то не хочется от Анны скрываться, а потом предъявлять пузо Дарьи, ставя жену перед фактом. Ничего, Анна девушка хорошая и сестру очень любит, думаю, постепенно свыкнется.