– Да ладно тебе, хватит на человека страх нагонять, – строго отозвалась Зоя.

– Нет, нет, почему же, пусть расскажет. Наоборот, будет полезно… на будущее. Буду осторожнее.

Я старалась говорить как можно убедительнее, боясь, что Тамара, которая во всем слушалась Зою, и в самом деле прервет так удачно начатый и такой важный для меня рассказ.

Мои опасения были не беспочвенны, поскольку даже после моей просьбы, прежде чем продолжить, Тамара вопросительно взглянула на Зою, как бы спрашивая разрешение.

– Ну, как знаете, – милостиво позволила та.

– Ну вот, – сразу оживившись, продолжала Тамара. – В тот раз тоже плотники спускали что-то… не помню сейчас. Что-то на какой-то спектакль…

– На «Аленушку» ремонтировали декорации, – подсказала Зоя.

– Да, точно, на «Аленушку». А там есть и крупные, и помельче. Ну, они решили все их спустить заодно, чтобы на руках не таскать, и тут вокруг люка навалено было… чего только не было. А Оксана как раз поднялась, чтобы что-то там выяснить с Сашей.

– Узнать, будут ли что-нибудь спускать к Наталье на подкраску, – снова уточнила Зоя.

– Да, точно, точно. Узнать. Ну вот, идет она, значит, к Саше, а он как раз рядом с нашей дверью стоял, недалеко от люка. И как раз в этот момент стали спускать кусок горы. Тут монтировщик был, Гена, он ей еще крикнул – отойди, мол, от греха подальше, а она… – Тамара едва справлялась со своими эмоциями. – Она и вообще вся какая-то дерганая всегда была: позовешь ее, вроде спокойно, а она как развернется, как дернется, как будто ей в самое ухо крикнули. Вот и в тот раз тоже. Он ей: «Отойди», а она вместо этого, наоборот, к нему дернулась. Сначала к нему, потом, видимо, дошло, о чем он говорит, стала разворачиваться от него, да и запуталась ногами своими во всех этих деревяшках и прочем добре, что возле люка лежало. Запуталась, равновесие не удержала, да и… – Тамара в волнении обхватила руками пухлые щеки. – Я-то при этом не присутствовала, я в комнате сидела. А Зоя вот видела. Ужас!

– Но неужели в цехе не было никого, кто мог бы… не знаю, как-то хоть поддержать ее, помочь? – спросила я, обращаясь уже к Зое.

– Как не было, были, – ответила та. – Все плотники были здесь, да и Гена. Но уж слишком неожиданно все произошло. И потом, в общем-то, от самой Оксаны все довольно далеко были, мальчишки декорации к спуску готовили, Гена, он вообще на другой стороне люка стоял. Ближе всех, наверное, были мы с Сашей. Он возле соседней двери стоял, а я как раз выглянула посмотреть, чего это там Гена кричит. А расстояние от наших дверей до люка, сама видела, хоть и небольшое, но чтобы так вот сразу изловчиться и схватить человека, который падает, это при всем желании не получится. Так что навряд ли тут можно было что-то сделать. И главное – никому и в голову не пришло, что вот так может произойти. В первый момент, по-моему, никто даже не понял, что случилось.

– Да, история… – произнесла я, и выражение грусти на моем лице было совершенно искренним.

В этот момент я обреченно думала о том, что эта самая история, услышанная мною сейчас, не оставляет ни малейших сомнений, что смерть Оксаны явилась ни чем иным, как результатом несчастного случая.

Это было ужасно. Упитанное лицо Владимира Семеновича так и стояло перед моим внутренним взором, и каким будет выражение этого лица, когда я сообщу о результатах своей работы, мне не хотелось даже думать.

Погрузившись в транс и почти не замечая, что происходит вокруг, я отдала бутафорам принесенные с собой корону и жезл и, нетвердо ступая, отправилась обратно в декораторский цех.

Не глядя под ноги, я запнулась обо что-то и чуть было сама не свалилась в открытый люк.

– Таня! – раздался резкий крик у меня над самым ухом.

От неожиданности я вздрогнула и после этого уж точно упала бы, если не в люк, то на пол, но Саша, который был совсем рядом и который, собственно, и пытался таким оригинальным способом предотвратить беду, успел меня подхватить.

– Ты что же это идешь, никуда не смотришь? – сердито начал он меня отчитывать. – Не видишь – люки открыты. Не хватало, чтобы еще кто-нибудь на сцену свалился.

– Да, что-то я… действительно, – рассеянно бормотала я, думая совсем о другом.

Саша заботливо довел меня до самой двери плотницкого цеха и, провожая на лестницу, еще раз напомнил:

– Ты смотри, осторожнее.

– Хорошо, Саша, спасибо, – благодарно посмотрев на него, сказала я и отправилась вниз по лестнице, снова не обращая внимания на то, что там у меня под ногами.

Если бы к тому времени я уже не соскоблила со своей обуви свечной парафин, то навернулась бы раз двадцать, пока дошла до нашей двери.

«Что ж, дело можно закрывать, – думала я. – Нет ничего удивительного в том, что полиция, которая опрашивала, конечно, не только Зою и Тамару, но и всех прочих бывших на тот момент в цехе свидетелей, пришла к выводу, что все происшедшее явилось именно несчастным случаем, а не чем-либо другим. Никто никого не толкал, провокаций никаких не устраивал, напротив, Оксану даже пытались предостеречь – о каком злом умысле здесь можно говорить?»

Я была очень расстроена. По всей видимости, это отразилось на моем лице, поскольку, когда я вошла в цех, Наталья озабоченно спросила меня, не случилось ли чего.

– Да нет, – все так же рассеянно ответила я. – Нет, ничего.

«Да, Наталья Викторовна, хорошо было с вами, но, видимо, пора и честь знать», – вновь с грустью размышляла я, обводя взглядом огромное помещение, к которому успела уже привыкнуть, столы, заваленные всяким хламом, и большие окна, через которые давно уже не заглядывало к нам приветливое солнце, все время скрывавшееся за облаками.

Думая о том, что прощание близко, я совсем раскисла. За обедом почти не разговаривала, на обращенные ко мне вопросы отвечала предельно кратко и вообще вела себя так, что можно было подумать, что мы с Олей воспитывались в одном монастырском приюте, настолько похожим было наше поведение.

Но после обеда Наталья заварила кофе, а этот волшебный напиток мог вернуть меня к жизни из любого транса. Я сделала пару глотков, и энергия начала потихоньку ко мне возвращаться. Настроение улучшилось, а следом за ним и мысли перешли в более позитивное русло.

Ну и что же такого в том, что непосредственно сам момент Оксаниной смерти, по всей вероятности, – чистейший несчастный случай? Ведь ботинки-то смазаны намеренно. А следовательно, имелся и человек, который это сделал. А следовательно, имеется и подозреваемый. А следовательно, дело не закончено.

Нет, не закончено. Законченным его можно будет признать только тогда, когда я получу ответы на все вопросы. А ответ на вопрос, кто смазал ботинки Оксаны свечкой, я еще не получила.

И тут мне пришла в голову странная мысль. А что, если в этом факте не заключалось никакого злодейского умысла? Что, если это было сделано просто так, из озорства? Тот же Стас вполне способен был так незатейливо пошутить.