Сделала судорожный вдох, стараясь справиться со срывающимся дыханием и подступающими слезами. И дело было не в Лешке, и даже не в рухнувшем браке, дело в четвертом бокале вина, и вино-то слезы и гнало. То слезы, то нервный смех, поэтому и сейчас невпопад усмехнулась, повторив многозначительно:

— Он. Проклятие мое. Зачем я его только встретила, и тогда и теперь, — зло и раздосадовано продолжила она. — Только в душу мне плевать умеет.

— Вообще, не удивительно. Большинство мужиков такие. Встретятся, плюнут и исчезнут.

— На пять лет, — подытожила Ира. Открыла рот, когда Тома ей крупную виноградину под нос сунула.

— И что за принц?

Ира пьяно хихикнула.

— Вот как ты точно подметила. Принц греческий.

Томка неприлично вытаращила на нее глаза.

— Грек? Где ты нашла грека пять лет назад?

— А вот нашла, — вроде как похвастала Ира. И тут же рукой махнула. — Он наполовину грек.

Томка хулигански ухмыльнулась.

— На какую именно половину? Нижнюю или верхнюю?

— Ну тебя.

Тома встала и полезла в холодильник за копченой колбасой.

— И что этот грек? Сразил наповал?

— Как всегда, — не стала Ира спорить. — И ведь он бросил меня, Том, как последняя сволочь бросил меня тогда. Мне даже говорить с ним не надо было при встрече, в лицо плюнуть и уйти бы, а я…

— А ты мужу изменила, — закончила за нее Тома.

Ира лицо руками закрыла и всхлипнула.

— Да.

— Когда это было? Почему я не знаю, про твое греческое увлечение?

— Во-первых, я не хотела о нем говорить, даже вспоминать не хотела. А во-вторых, о том, что он наполовину грек, понятия не имела. — Губы облизала и сказала: — То лето пять лет назад, на Черном море. Мне двадцать, и я доверчивая дура. Ведь думала, что мы вместе вернемся, поженимся, — это слово она произнесла с издевкой и непомерной долей язвительности. И тихо добавила: — Вот ему бы я ребенка родила, уже тогда.

— Не захотел?

Ира лишь зажмурилась крепко и не ответила.

Тома подошла, поставила тарелку на стол, а Иру по спине погладила.

— Ладно, не реви. Чего уж теперь. — За стол опять села и спросила: — И чего, он объявился, и ты думать забыла, что он сволочь?

Ира слезы вытерла, очень старательно, чтобы и следа не осталось, затем нервно усмехнулась.

— Почти. Он прощения просил, говорил, что думал обо мне долго, вспоминал, а я, идиотка, его слушала. А потом и в постель к нему легла.

— И что?

Ира зло посмотрела на нее.

— И ничего. Переклинило меня, — тише добавила она. — Но, Том, правда, у меня с Мишей за два года брака ни разу такого не было. Я думала, что повзрослела, спокойнее стала, приелось, что ли, а тут Лешка и… все. Будто глаза открылись: как живу, зачем, чего жду?

— А чему ты удивляешься? Брак есть брак.

— Да нет, даже в начале… Никогда. Не плохо, порой даже хорошо, как Миша скажет: стабильно, — усмехнулась, — три раза в неделю, плюс праздники. — Тома не выдержала и засмеялась, а Ира вот смеяться раздумала. — Меня никогда не трясло от его прикосновений, никогда. Я просто его не люблю. — Сказала и испугалась, поэтому и поспешила добавить, оправдываясь перед самой собой: — Как любила Лешу. Но ведь это было так давно, в юности.

— А он опять сбежал?

— Он женат, Том. У него ребенок. Сын, — с горечью проговорила она. — А я была лишь развлечением перед свадьбой.

Тома нахмурилась.

— Ну и забудь.

Ира кивнула.

— Я очень стараюсь.

— Давай ещё выпьем? У Вадика бутылка дорогущего портвейна припрятана, я знаю где. — Тома из-за стола поднялась, но прежде чем отправляться в разведывательную экспедицию за бутылкой портвейна, к Ире подошла, наклонилась и обняла. — Ирка, ну не грусти. И не плачь. Ну их к чертям, этих мужиков. — Выпрямилась и посмотрела на неё сверху. — Ты у нас красавица, ещё такого себе принца отхватишь. Итальянца какого-нибудь.

Ира даже рассмеялась от самоуверенных интонаций, прозвучавших в Тамарином голосе, будто она сама планировала охоту на итальянца устроить, уже завтра, как только протрезвеет.

— Почему итальянца?

— Потому что. Потому что. Красивые они, черти. — Глаза на Иру опустила. — Нести портвейн?

— Неси.

Когда Вадик пришёл с работы, спасать портвейн было уже поздно: бутылка откупорена, а портвейн разлит по рюмкам. Между прочим, долго спорили из чего портвейн пить — из бокалов или из рюмок, спор закончили мальчишки, прибежавшие за конфетами и запросто смахнувшие два дорогущих хрустальных бокала на пол. Они разлетелись вдребезги, и выбор был сделан. Тома даже не разозлилась, мальчишек с кухни прогнала, а потом минут двадцать заметала стекло в совок, постоянно отвлекаясь на размышления об итальянцах. Чем ей эти итальянцы дались, Ира понять не могла, но Тома припоминала то комиссара Катани, то Челентанно, потом промелькнула парочка имён, которые Ире вообще ничего не говорили.

— Слушай, ты повёрнута на итальянцах, — вынесла она наконец вердикт. — Что странно, раз твой муж блондин.

— У меня воображение хорошее.

Ира пьяно рассмеялась, а Тамара снова веник бросила, руку в бок упёрла и упрямо выпятила нижнюю губу.

— Да я тебе серьёзно говорю. Я иногда как начну… — Резко махнула рукой. — Вадик даже не догадывается ни о чём. И это, кстати, и есть секрет долгого брака. Хорошее воображение жены.

— И о чём же ты мечтаешь?

— Иногда представляю на его месте Джорджа Клуни, — таинственным шёпотом проговорила Тома и сама же рассмеялась.

А Ира брови сдвинула, призадумавшись.

— А он итальянец?

Тамара ненадолго впала в ступор, после чего небрежно махнула рукой.

— Да чёрт их разберёт, актёров этих. А твой, твой этот на кого похож?

Ира в момент весёлость растеряла, мрачно посмотрела на бутылку и подлила себе ещё немного. Портвейн ей не слишком нравился, но это было лучше, чем ничего. Чем говорить о Лёшке на трезвую голову.

— На сволочь он похож. Очень-очень.

— Кто? — громогласно поинтересовался Вадик, появляясь в дверях кухни. Остановился, обозрел картину, и вмиг потемнел лицом, заметив на столе бутылку. То, как он метнулся через кухню и схватил её, стоило пересмотреть в замедленной съёмке, потому что в режиме реального времени Ира это разглядеть не сумела — моргнула, а Вадик уже с бутылкой в обнимку у окна. И глянул на них, как на растратчиц госимущества.

— Вы что, обалдели? Вы знаете, сколько она стоит? Да я сам на неё полгода смотрю и облизываюсь!